Себастьян с порога заметил красный мундир генерала, расшитый золотом и украшенный крупными пуговицами. В облике этого человека, который некогда считался одним из самых многообещающих офицеров колониальной армии ее величества, было нечто монументальное. Армстронг был приятелем Симона д’Арси и выступал секундантом во время дуэли, стоившей последнему жизни.
– Генерал, – холодно поприветствовал Себастьян.
Старый вояка окинул бесстрастным взглядом бутылочно-зеленый сюртук молодого человека, его канареечно-желтый жилет, панталоны, чулки и туфли. Прослужив всю жизнь в армии, Армстронг не признавал штатскую одежду. Юноша, с которым он не виделся без малого три года, казался ему незнакомцем.
– Д’Арси? Черт побери, так и есть! А вы изменились. Лопни мои глаза, вы стали настоящим денди!
– Пожалуй, да, – спокойно отозвался Себастьян. – Как там на войне, генерал?
При упоминании о войне Армстронг склонил убеленную сединой голову.
– Давайте пройдемся, д’Арси, я кое-что расскажу вам.
Четверть часа они бродили по длинным залам, заполненным древними экспонатами, на которые не удосужились взглянуть. Эта экскурсия была чистейшей формальностью: им требовалось обсудить наедине главную причину встречи. О серьезности положения Себастьян догадался не столько по словам генерала, сколько по его приглушенному тону, сменившему обычный командный голос.
– Мы потеряли преимущество, которого добились, объявив войну без предупреждения в мае прошлого года, – с досадой объяснял Армстронг. – Бонапарт был застигнут врасплох. Действовать следовало немедленно. Но увы! – Он повернул к юноше искаженное хмурой гримасой лицо. – Этот корсиканский выскочка не шутит. На сей раз при малейшей провокации он форсирует пролив!
– Значит, надо избегать провокаций, – отозвался Себастьян.
– Черт возьми, Себастьян, неужто вы разделяете взгляды сторонников примирения?
Себастьян пожал плечами, услышав упрек в недостатке патриотизма.
– Вы пригласили меня сюда, чтобы попенять на мои политические взгляды?
– Нет. – Генерал вдруг свернул в безлюдный зал, где была выставлена коллекция греческих мраморных статуй. – Мы по-прежнему держим блокаду, но какой ценой! Угрозы Бони заставили нас отвлечь флот от защиты наших интересов в колониях. И все же в цепи обороны есть слабое звено. Оно образуется, когда нашим судам придется уйти в порт, чтобы пополнить запасы воды и провианта.
– Если пополнение запасов проходит без заранее утвержденного распорядка, оно едва ли станет преимуществом для французов, – возразил Себастьян.
– Разведка доносит, что за двадцать четыре часа лягушатникам удалось собрать стотысячную армию, в том числе артиллерию и кавалерию.
Себастьян усмехнулся с нескрываемым скептицизмом:
– Чтобы переправить через пролив сто тысяч человек, потребуется немало судов… – Он задумался. – К тому же учтите, сколько времени уйдет на погрузку и выгрузку. – Он улыбнулся, мысленно производя подсчеты. – Потребуется не меньше недели.
Генерал кивнул. Он ценил юношу за недюжинный ум, но был скуп на похвалу, чтобы не поощрять гордыню.
– План вторжения с нашей стороны прорабатывают опытные стратеги, – сообщил он.
Себастьян подошел к первому мраморному изваянию.
– Как вам известно, мой дом в Кенте стоит на берегу пролива. В ясные дни оттуда видно побережье Франции. Заметьте – в ясные дни! Захватчики наверняка выберут безветренную и туманную погоду. Любой человек, который достаточно долго прожил на побережье, подтвердит, что в районе пролива несколько безветренных дней подряд – редкое явление, встречающееся разве что в середине лета. А через несколько дней начнется сентябрь. Даже незначительный шторм станет для завоевателей катастрофой, в которой погибнут сотни судов.
Армстронг заулыбался, подцепив рыбку на крючок.
– Значит, можно предположить, что французы не отважатся форсировать пролив осенью?
– Я бы не стал ручаться за планы Бонапарта, генерал, но считаю вторжение маловероятным.
– Однако кое-кто в штабе всерьез опасается его. – Генерал задумчиво выпятил нижнюю губу. – Бони во всеуслышание заявил, что стоит ему оказаться у наших берегов, и через четыре дня он вступит в Лондон. – Помедлив, Армстронг продолжал, тщательно выбирая слова: – Но больше всего неприятностей нам доставляют слухи. На южном побережье Англии начинается паника. По рукам ходят листовки из приморских городов, в которых Бони описывают чудовищем, пожирателем детей. Поговаривают о самых невероятных замыслах Бонапарта: якобы лягушатники строят мост через пролив. А кое-кто утверждает, что они роют туннель.
Себастьян улыбнулся, обходя статую Психеи.
– Подобные планы пока неосуществимы. Но бытует мнение, что возникновение техники, необходимой и для того, и для другого проекта, ждет нас в недалеком будущем.
Армстронг смерил юношу оценивающим взглядом.
– Говорят также, что удар будет нанесен с воздуха, с воздушных шаров. Целый флот воздушных шаров поплывет над проливом, сея смерть и ужас с небес. – Он отвернулся от спутника. – Явная нелепость! Всеобщее сумасшествие, вот что это такое. – Он украдкой бросил взгляд на помрачневшее лицо Себастьяна.
– Опять-таки в принципе идея не так уж нелепа. – Себастьян стал опровергать новую гипотезу. – Но с практической точки зрения вторжение французов на воздушных шарах еще менее вероятно, чем атака с моря. Преобладающие воздушные потоки не позволят осуществить этот замысел. Все преимущества на стороне нашей армии.
Генерал оживился:
– Правда?
– Прежде всего давайте подсчитаем, сколько шаров понадобится для перевозки десяти тысяч солдат. Сто шаров, если каждый поднимет по сто человек… Полагаю, шары должны быть наполнены водородом. Но лично я отказался бы от этой затеи. Затраты будут непомерно велики.
– Однако психоз заразен, – заметил генерал. – Его признаки проявляются даже у членов парламента. Я должен представить научно подтвержденные доказательства тому, что подобное вторжение французов невозможно. – Он отеческим жестом положил ладонь на плечо Себастьяна. – Хотел бы попросить вас составить подробный список затрат на контратаку.
Себастьян разразился смехом:
– Ну и работенка! Сделайте одолжение, придумайте мне развлечение получше.
Но генерал не разделил его веселье:
– Я не шучу.
– Надеюсь, это не приказ? – нахмурился Себастьян.
Армстронг убрал руку, его лицо утратило все признаки дружеского расположения.
– Гражданское лицо я имею право лишь просить об одолжении.
– Тем хуже для меня, – вздохнул Себастьян, понимая, как заинтересован в его помощи старый вояка.
Некоторое время он задумчиво созерцал статую Психеи. Чувственная фигура обнаженной юной девушки, высеченная из мрамора, чем-то напомнила ему послушницу, встреченную на Куин-Энн-гейт вчера ночью. По крайней мере Себастьян надеялся, что эта встреча произошла наяву. Как обычно, приступ лишил его сил, и потому он не помнил, какие события минувшей ночи были реальными, а какие возникли лишь в его воображении.
Повернувшись к генералу, он принялся развивать мысль:
– Нашу армию разрывает исполнение долга в Ирландии, Индии и других колониях. – Он смело выдержал пристальный взгляд старика. – Я видел французские войска в бою, в Египте. Не будем обманывать самих себя: если Бонапарт осуществит свою угрозу и достигнет берегов Англии, его пятидесятитысячная армия с триумфом вступит в Лондон.
Генерал встрепенулся, вставая на защиту английского войска:
– Правительство предпринимает попытки пополнить наши ряды, освобождая всех добровольцев ополчения от тягот массового призыва.
– И что же?
– Результаты оказались двоякими. От Пензанса до Дувра все до единого приказчики и конюхи с гордостью носят мундир и заявляют, что готовы отдать жизнь, если понадобится. – Он откашлялся в кулак. – Как сказал лорд Окленд, если бы для победы в войне хватало похвальбы и красивых мундиров, Наполеон был бы обречен.