Владимир Журавлев
Опьяненные свободой
Пенсионер, застывший в газетном киоске, был болезненно костляв — и весь в орденских планках. В мире ничего не изменилось — защитник Родины зарабатывал на еду.
— Чего смотришь?
— Знакомого юности увидел, — честно сказал Иван. — Вон портрет на всю полосу.
— А, знаю! — неприятно засмеялся старик. — Его сейчас все знают. Большой человек в правительстве. К такому не подойдешь! Не узнает, и все. Или охрана не пустит.
У старика были свои счеты со знакомыми юности.
— Дадите про него почитать?
— Денег нет, что ли? — проворчал старик. — При таком знакомом юности… чтоб вернул немятой!
Восторженная корреспондентка неумело расписывала, как в тайге под руководством депутата и героя Гробова Н.А. построили экспериментальный город будущего — прототип внеземных сооружений, как живут в этом городе вместе с рабочими местного рудника молодые ученые, беззаветно — и бескорыстно! — преданные науке, и как какие-то окрыленные мечтой командиры создают Единый Коллектив Города, единицу гуманистического общества далекого послезавтра…
— Может, они интересно живут, а по статье не понять… — пробормотал Иван.
— Интересно? — проскрипел старик. — Богато, так правильнее! Знаю я, какой там рудник. Знаю я, какие там эксперименты! И жители! У каждого звание не ниже лейтенанта…сидел я там по молодости — но вот жив остался. Меня радиация не берет.
— Атомная пехота? — полюбопытствовал Иван. — Встречал таких — на Желтых планетах…
— У психиатров давно не отмечался? — спросил ветеран и забрал газету.
— Сегодня от них ушел. Санитары, наверно, уже обыскались.
— Найдут, — твердо пообещал старик.
— Найдут. Но до этого желательно найти моего друга юности. Очень уж интересный у него город.
— Держись от друзей подальше, — посоветовал старик серьезно. — Тогда до старости доживешь. Вот как я.
— Согласен, — буркнул Иван. — Но иначе до его города не добраться.
— Не поможет! — уверенно заявил старик. — Кто до власти дорывается — тот сразу забывает, как живут внизу. У них простых друзей юности не бывает.
— Ну и ладно. Лишь бы долг вернул.
— Тогда тем более не поможет. И не узнает. Но прежде всего — не пустит.
Гробов Николай Александрович. А в юности — попросту Колька Могила…. Найти его оказалось нетрудно — как и заведено в большинстве миров, слуга народа жил в лучшей гостинице города. Где-то в середине поиска объявились «санитары» из спецбольницы. Нашли, но не сближались, маячили где-то на периферии чувств. Наверно, хотели узнать, к кому он сбежал — и зачем. То, что он просто возжелал жизни нормальных свободных людей, они не могли принять даже в виде допущения. Однозначно, у них в обиходе не было такого понятия, как свобода.
Тихо подъезжали и убывали лимузины. Из одного поднялся и уверенно зашагал к гостинице высокий, представительный чиновник. Ничего в нем не было от того запойного Кольки Гробова — Могилы, студента-первокурсника, каким его помнил Иван.
«Санитары» вскинулись. Их подопечный поднялся со скамьи! Он пошел! Пошел! Да как целеустремленно! Цель — Гробов!
Они столкнулись в холле. Из угла — внимательные взгляды. От стойки — внимательные взгляды. В спину — взгляды, как кинжалы. Но никто не идет на перехват, значит, время на действие есть.
Иван молча встал перед Гробовым. Брови чиновника чуть шевельнулись — вы ко мне?
— К тебе! — ответил взглядом Иван.
— А охрану….?
— К тебе! — нажал взглядом Иван, не отступая.
— Ну и где же эта охрана!..
— Пожалеешь…
Во взгляде Гробова мелькнула насмешка.
— Пройдемте в номер, — неожиданно предложил он вслух.
И указал безразличным взглядом, куда именно пройти.
— Ну и в чем, собственно, дело? — осведомился Гробов, когда дверь номера закрылась за его спиной.
Из кресла в углу легко поднялся мужчина — несомненно, из штангистов. Груда мышц переместилась к Ивану с подозрительным проворством. Условную фразу услышал, что ли? Но на перехват не идет, значит, время на действие по-прежнему есть.
— Здравствуй, Могила. (Я тебя помню! И ты меня — тоже! И не вздумай вилять.)
— Ну, здравствуй…учитель. (Посмотрим…) Каким ветром? (Чего здесь ищешь, все равно же ничего не получишь?)
Телохранитель наконец принял решение, хватанул за плечо железной лапищей. Такого не собьешь, не оттолкнешь. Такого только крутить! Иван чуть шагнул, чуть развернулся, и комната для толстяка бешено завертелась — дверь, стены, окно, дверь! Пошел отсчет секунд…
— У тебя интересный город. В нем стоит пожить. (И ты мне в этом поможешь!)
Телохранитель молниеносно схватил Ивана — ну, вот же он рядом! Опять — стены, стены, окна, двери, стены!..
— Я друзей юности к себе не беру, — откровенно сказал Гробов. — Потому что для них я — Могила. Это мешает. И мне. И друзьям юности.
— Да ну? Вообще-то должно быть наоборот… Ну, тогда просто верни долги. (Помнишь, откуда у тебя идея города? Помнишь, кто тебя заставил над ней работать, диссертации писать — и кто тебя от пьянства отучал, кто кормил после запоев тебя, такого талантливого?! Помнишь? Возвращай!)
Телохранитель ориентировался на удивление быстро. Как-то извернулся, оттолкнулся и мысленно уже потянулся-покрался-скользнул за оружием. Не возражаю! Только кобуру здесь оставь.
— Что было, того не было, — усмехнулся Гробов. — Свои проблемы сначала реши — потом условия диктуй. Ведь у тебя проблемы? Ведь ты уезжал? И что, вернулся? А знаешь, что сейчас у нас таких не любят? Ты ведь замазан, дружок юности! Иди сначала отмойся.
— Гнида ты, Коля, — сказал Иван. — Талантливый… а гнида.
На него накатила волна ярости, грозя утащить и утопить под собой. Номер виделся в багровых тонах. Время остановилось: замер на полу телохранитель, схватившийся за порванные ремни кобуры, застыл в боксерской стойке Гробов, отступивший за журнальный столик… ну да, он же и был боксером…
— Я приду. И не поможет тебе ни талант, ни чиновное могущество, ни твое иллюзорное искусство!
Грохнуло так, словно из пушки выстрелили. Под ухо. И следом — тишина.
Только дверь тонко-тонко дрожала в косяках.
— Что это было? — хрипло спросил телохранитель, поднимаясь с пола.
Гробов заворожено смотрел на обломки столика. На очень мелкие обломки. И пытался расслабиться. Он же не подходил к столику? Определенно, не подходил. А как тогда?…
— Ну и за что я плачу охране? — пробормотал Гробов. И повторил, жестче:
— За что?!
— А чтоб от бандитов защищали, — неожиданно спокойно отозвался здоровяк. — Или от попрошаек. А со своими коллегами мы не воюем. И на будущее запомните, Николай Александрович: о вероятности таких визитов нормальные работодатели сообщают заранее, а еще лучше, если решают такие проблемы сами.
Гробов ненавидяще глянул на силача. Их самих, оказывается, надо охранять! Но сдержался, лишь равнодушно информировал:
— Сообщать особо не о чем. Когда я его знавал, он был простым воспитателем детсада.
Телохранитель глянул на обломки столика, потрогал оторванную кобуру — у него явно имелись возражения. Но тут дверь распахнулась, и в номер влетели «санитары».
— Привет, коллеги! — только и сказал телохранитель.
«Санитары» достали его быстро. Спецмашина какое-то время просто катилась рядом, а он — он брел в никуда, и асфальт плыл и качался под ногами. Но время шло, и надо было жить.
Иван остановился и поднял руку. Раскрылись задние двери спецмашины, «санитар» буркнул:
— Ладно уж, садись, бегун. Подвезем.
В палате Иван впал в буйство, был жестоко избит, скован и поколот. И лишь потом накатила спасительная тьма.
Поезд качался, стучал, скрипел, в окно дуло, и чем восточнее, тем пронзительнее. Вдоль полотна тянулись хмурые ельники, под деревьями лежал снег. Начало мая.
Иван неотрывно глядел в окно. Здравствуй, нелюбимая родина, серый, нищий край. Богатая Сибирь — это для очень немногих, это для воров, бандитов и торговцев, что суть одни и те же. А для простых людей — пустой лес, тощие земли и постоянный выматывающий холод.