— Я сплю как убитый, — заговорил парень и осекся. — Извините, не к месту сорвалось насчет убитого…
— Спите крепко, но сегодня проснулись? Вас разбудил скрежет тормозов или еще что-то? — Фомин подбавил в голос самую малую дозу жесткости.
— Я? — Парень изобразил величайшее удивление. — Проснулся? Ну вы шутник, товарищ лейтенант! Меня бабушка еле добудилась, — он указал на крохотную старушку, укутанную до пят в ковровый платок с бахромой. Очень знакомый Фомину платок. В точности таким укрывается дед, когда простужен. — Баба Маня, — попросил парень старушку ласковым голосом, даже сюсюкая, — баба Маня, выручи любимого внука, подтверди.
— Будила, будила… — Старушка закивала головкой с седым пучком на макушке. — Еще как будила, последние сюда пришли… А я еще когда видела. Махонькая такая и вроде бы горбатенькая…
— Баба Маня, — перебил мужской голос, — а ты не ведьму видела?
— Эй, потише! — пригрозил внук. — Говори, баба Маня.
— А что говорить, — прошелестела старушка. — Маленькая, горбатенькая. Остановилась, вышел толстый такой. Потом обратно в машину и обратно поехал.
— Куда обратно? — поинтересовался Фомин, не выказывая никакого нетерпения.
— Как куда? — вскинулась старушка совершенно по-куриному. — Как куда? — повторила она. — В город. От оттеля ехал. Повернул — и давай обратно. Ровно бы за ним гнались.
— Вы ее не слушайте! — вмешался солидно тот, в плаще и кальсонах. — Шофер никуда не уезжал. Что правда, то правда. Сбил или не сбил, этого я не видел, но где хотите готов засвидетельствовать, что он оставался на месте преступления.
— Уехал, — кротко возразила старушка. — На горбатенькой который. А у меня сон пропал. Отчего, беспокоюсь, он обратно повернул? Или дома что забыл? Легла, а не сплю. И вдруг как завизжит кто-то! Я — к окошку. Вдругорядь машина стоит. Большая, эта, — старушка показала сухонькой рукой на грузовик. — Что, думаю, приключилось опять на том же месте? Я скорей Игоречка будить. Может, людям техническая помощь требуется. Наконец добудилась. Он в одних трусах хотел выйти, я велела одеться. Пока пиджак искали… Приходим, а ты, Ерохин, вон там стоял и с тобой чужой человек…
— Она шофера имеет в виду, — обеспокоенно пояснил Фомину тот, в плаще и кальсонах, Ерохин. — Я с шофером находился, мы дисциплинированно ждали ГАИ. Ты, баба Маня, зря сбиваешь следствие. Вы ее извините, товарищ лейтенант, она старая, давно за восемьдесят.
— Восемьдесят седьмой! — с гордостью заявила баба Маня. — А вижу без очков. И тебя узнала! — сказала она Фомину. — Ты Вани-дружинника внук. Не сомневайся, пиши. Машина махонькая, горбатенькая, цветом белая, но вроде бы припачканная.
— Ты у меня молодец! — похвалил бабу Маню внук. — А теперь пошли баиньки. Дальше без нас разберутся. — Он обхватил ее за плечи и бережно повел.
Фомин недоверчиво покосился им вслед. Махонькая? Горбатенькая? Ну-ну… Не внучек ли навыдумывал?
— Его фамилия Шемякин, — подсказал догадливый Ерохин. — Родители неизвестно где. Бабушкин воспитанник. В данный момент нигде на работе не числится.
— А вот это ты, Ерохин, зря! — заметил тот же мужской голос, что спросил про ведьму.
— А что я? — окрысился Ерохин.
— Сам знаешь, что! — бросила в сердцах одна из женщин, повернулась круто и пошла, словно бы от греха подальше.
Фомин понял, что этот, в плаще и кальсонах, Ерохин, — мягко говоря, не очень хороший человек. Но пусть простят милицию хорошие люди — есть дела, в которых Ерохины полезней, чем они. Потому что хорошие люди за соседями не подсматривают, а Ерохины… Ого! Еще как! Спецы, профессионалы! Когда-то каждый шаг Кольки Фомина был у них на бухгалтерском учете. Каждое выбитое — не обязательно им — стекло! Каждое яблочко у него за пазухой — а не краденое ли из чужого сада?
Не ко времени он вспомнил собственное детство. Мир чуть не перевернулся от этого кверху ногами. И в перевернутом мире подозрительный Игорь Шемякин приобрел облик отличного парня, своего в доску, умрет, а не выдаст. Зато некий в плаще и кальсонах, Ерохин, словно бы сделался тайным преступником. Кого-то убил, зарыл у себя в подполе и живет — не тужит.
Фомин возмущенно тряхнул головой — мир вернулся в нормальное положение.
Из дальнейшей беседы с местным населением он больше ничего примечательного не почерпнул. Работники ГАИ тем временем закончили составлять техническую характеристику. Фомин передал им жалобы жителей Фабричной на мотоциклистов. Это прямое дело ГАИ, а не милиции. Немного поколебался — и сказал про маленькую, горбатенькую.
Оба из ГАИ понимающе переглянулись.
— Горбатенькая?.. «Запорожец» первого выпуска, — задумчиво произнес лейтенант.
— Разворачивался неумело, чуть не угодил в кювет, — добавил старшина. — Ай да бабуля! Именно «Запорожец». — Он повел Фомина к обочине, где явственно виднелся на краю кювета след колеса. — Значит, бабуле машина показалась белой? И за рулем толстяк?.. Знаю я одного владельца белого «Запорожца», но он не толстый. Так, фитюлька…
— Кто это?
— Галкин, зубной техник. Свой драндулет он никому не одолжит. Наверное, угнали, а? У Галкина угнать — это, брат, надо уметь. Не знаешь ты Галкина!
Первым уехал с Фабричной лейтенант на желто-голубой «Волге». Потом старшина за рулем грузовика, усадив рядом Куприянова. Оставшись один, Фомин при утреннем свете еще раз осмотрел асфальт вокруг очерченного мелом места, густую лужицу крови и поехал в горотдел.
Оттуда он первым делом позвонил в больницу. Дежурный врач — кто-то незнакомый Фомину, судя по голосу, молодой — сообщил, что необходимые меры приняты, но пострадавший все еще не пришел в сознание.
— Надежда есть или нет? — начальственно нажал Фомин.
— На такие вопросы не отвечаю! — заносчиво ответил дежурный врач, и в трубке запищал сигнал отбоя.
— Пижон! — сказал Фомин и поглядел на часы.
Уже семь. Главный врач Галина Ивановна приходит ни свет ни заря. Вскоре можно будет ей позвонить. Если пострадавшего спасут, дело будет абсолютно простым.
Он сам расскажет, что с ним приключилось. Мотоциклист его сбил, «Запорожец» или…
Фомин знал, что придумывание разных версий не его стихия. И фактов у него на руках маловато. К тому же еще неизвестно, ему ли достанется расследовать случай на Фабричной. Доложим начальству, что произошло за время дежурства, а там видно будет. Фомин достал из стола лист бумаги и грустно призадумался. Писанину он ненавидел. Но по работе ему доставалось писанины куда больше, чем увлекательных приключений. Пришлось даже обзавестись заново школьным словарем Ушакова. Фомин в него частенько заглядывал, боясь осрамиться перед судьями и адвокатами, читающими протоколы допросов.
В половине восьмого позвонил лейтенант ГАИ.
— Приветствую, Николай Палыч!.. Да тише вы, дайте поговорить! — В трубке слышался шум многих голосов. — Так вот, сообщаю. Белый «Запорожец» первого выпуска… Погоди, тут меня поправляют… Первого выпуска, но в прекрасном состоянии… принадлежит зубному технику Галкину. Угнан сегодня ночью не раньше половины двенадцатого… Погоди, тут меня поправляют… Не раньше чем без двадцати минут двенадцать. Владелец выглянул в окно, убедился, что машина на месте, и лег спать, а в шесть часов утра он проснулся… Погоди, меня поправляют… Проснулся с ужасным предчувствием, подбежал к окну и увидел, что машина исчезла. Он сразу же опросил соседей по дому… Можешь записать адрес: Гоголя, пятнадцать, двухэтажный дом… Соседи якобы не слышали ночью никакого шума, хотя обычно всегда указывали Галкину на то, что его машина превышает допустимые децибелы. Галкин считает поведение соседей подозрительным: они могли видеть похитителей, но не стали препятствовать и даже ликовали, предвкушая, что Галкина утром ждет удар… Погоди, тут меня поправляют… У Галкина гипертония. По данным на семь часов утра, давление двести двадцать на сто пятьдесят… это опасно для жизни… — Посторонние возгласы зазвучали громче. Фомин понял, что информацию корректирует сам владелец «Запорожца». — У меня все, — закончил лейтенант приглушенным голосом. — Значит, угон. Будем искать.
— Желаю успеха! — Фомин решил было приписать к случаю на Фабричной сведения о белом «Запорожце», но передумал. Не надо валить все в кучу. Угон — самостоятельное дело.