Второе сословие «храпы». Эти всегда и всем возмущаются, все признают неправильным, незаконным и несправедливым как со стороны администрации, так и со стороны сотоварищей. От них главным образом исходят всякие слухи и сплетни. Ничто так не умиляет их, как какой-нибудь конфликт в тюрьме. Чаще всего они их и затевают, но при этом сами уходят в тень. Многие из них сами хотели бы быть «Иванами», но у них не хватает для этого необходимых личных качеств.
Третье сословие «жиганы». Мошенники, насильники, проигравшиеся в карты и так далее.
Четвертое сословие «шпанка». У этих в тюрьме не было никаких прав, одни обязанности. Они вечно голодные и всеми гонимые. Их обкрадывали голодные жиганы, их запугивали и обирали храпы. Случайно попавшие в тюрьму, они были не способны к объединению, а отсюда и соответствующее к ним отношение.
В тюрьме каждый заключенный, вне зависимости от сословной принадлежности, должен был соблюдать «правила и заповеди арестантской жизни», традиции, обычаи, нормы поведения. Любая измена этим правилам влекла за собой кару. Кто «засыпал» товарищей по делу, всех «язычников» (доносчиков) ожидала неминуемая смерть. Избежать возмездия мало кому удавалось. «Записки», указывающие на изменника, направлялись по всем тюрьмам от Киева до Владивостока и требовали от находившихся там воровских авторитетов при обнаружении изменника «прикрыть» его дело. Отступника следовало не только зарезать, но и обязательно провернуть нож в ране. Публика в камере постоянно обновляется, новичков ждут всегда с большим нетерпением, чтобы посвятить в «арестантство». Стоило только надзирателю закрыть за новичком дверь, как в камере начинают раздаваться возгласы: «Подать оленей!» Тут же двое становятся плотно спиной друг к другу. Помощники связывают их у пояса полотенцем. После этого каждый наклоняется в свою сторону. Их накрывают одеялом, и «олени» готовы. Новичку дружно предлагают прокатиться на «оленях». Если он не садится добровольно, то усаживают силой. Как только тот усаживается, связанные распрямляются и зажимают его словно в тисках, а остальные начинают хлестать его скрученными в жгуты полотенцами. Кому эта забава была известна, те развязывали «оленей», садились на них поочередно и катались по камере. После этого им определялись места и присваивались клички. Хорошо, что меня заранее товарищи о тюремных порядках предупредили.
Феликс хмыкнул, ему повезло, он сидел в Десятом павильоне, в котором содержали только политических — Ну и какую тебе дали кличку Иваны?
— Студент. Фантазия у них довольно бедная. Мне пришлось несколько дней отбиваться от желающих загнать меня под нары, хорошо, что боксом занимался. Правда несколько ночей пришлось без сна провести, они во сне непокорных так мордуют, что все здоровье потеряешь, могут за руки и за ноги взять и бить тебя о бетон задницей, пока кровь изо-рта не пойдет.
Неожиданно ход кибитки замедлился и она остановилась. Узники приникли к зарешеченным окнам, пытаясь разглядеть причину остановки. А причиной были трое конных жандармов, почему-то один из них держал за уздцы оседланную лошадь.
Что случилось, вашбродь? — сидевший рядом с возницей полицейский не заподозрил подвоха и не притронулся к своей винтовке.
— У меня предписание забрать у вас узника. — Лис был в форме капитана отдельного корпуса жандармерии, а Тоха и Сокол в форме рядовых жандармов, которые были готовы немедленно открыть огонь из своих револьверов. Все трое имели накладные бороды и усы.
Через минуту оба конвоира были связаны и с кляпами во рту помещены на место выпущенных заключенных.
— Феликс Эдмундович! Мы за вами! — Лис снял с обоих узников кандалы и забросил их вслед за связанными конвоирами. — Сейчас отгоним эту телегу подальше от дороги и ты, парень — обратился к студенту Лис — Распряжешь коня и вали подальше.
Посадив Дзержинского на запасного коня и отогнав кибитку, загнали ее в кустарник, распрягли пару коней, одного из них отдали молодому еврею, а переодев освобожденного революционера в жандармский мундир, покинули место своего преступления.
— Кто вы и почему решили меня освободить? — Дзержинский с подозрением посматривал на своих освободителей, не понимая кому он мог понадобиться.
— Мы ваши однопартийцы, Моя партийная кличка Лис, звать Владиславом, а это мои братья Сокол, звать его Владимир и Тоха по имени Дмитрий. Как доберемся до железнодорожной станции, мы переоденемся и сядем на поезд. Вот ваши новые документы.
Дзержинский с любопытством открыл паспорт, из которого значилось, что он теперь бывший крепостной помещика Войниловича Иванов Петр Сидорович.