И как могла она, обремененная такими принципами, такой гордостью дать в газету объявление о знакомстве – это поразительно! Видимо, одиночество вконец достало Катю, довело до такого беспринципного предела. Объявление было следующего содержания: «Познакомлюсь с добрым, неглупым, желательно образованным человеком 40–60 лет. О себе… (Далее следовали данные о ее физических параметрах и скромные автокомплименты). Катя долго думала, упоминать ли про сына, не отпугнет ли это потенциального жениха, но потом решила, что врать или умалчивать в этом вопросе стыдно и даже подло. И добавила, что есть сын, не утаив ничего: и что мальчик странноват, и что он часто болеет. В конце она приписала: «байдарки и палатки не предлагать». Этого она в юности наелась досыта.
Откликнулись двое. С первым не было никаких телефонных прелюдий, никаких визуальных контактов по фото, никакой переписки в Интернете, все по-быстрому. А жаль. Если бы она увидела его фотографию раньше, чем встретила, то самой бы встречи скорее всего и не было, что благоприятно отразилось бы на Катином здоровье и сберегло нервы, которые и так уже истаскались от ее собачей жизни. В «мужчине по объявлению» ложью было все: от внешнего вида до внутреннего содержания. Он назначил ей встречу на бульваре, у памятника Высоцкому. Катя и не помышляла ни о каком ресторане, но, по крайне мере, поговорить за чашкой кофе в скромном кафе можно было. И без особых затрат со стороны соискателя ее руки и сердца, поэтому предложение встретится на открытом воздухе несколько удивило (а вдруг дождь?), но она его приняла, резонно подумав, что пускай на бульваре, но зато, во всяком случае, обниматься не полезет, то есть прилюдное домогательство ей не грозит.
На свидание Катя не опоздала, а он опоздал. Она стояла у памятника Высоцкому уже пять минут, когда увидела мужчину в очевидном темно-каштановом парике. Мужчина приближался к ней, вытянув вперед руку с зажатыми в ней тремя гвоздиками. Цветы тоже были явно не первой свежести, как и сам претендент на семейное счастье. «Спасибо, не две гвоздики с кладбища», – успела подумать Катя прежде, чем он спросил:
– Катя?
Она кивнула, и тогда он тоже представился:
– Ромуальд.
«Полный шандец!» – подумала Катя. И первое впечатление о мужчине оказалось самым верным. Они присели на скамейку.
– Можно, я буду называть вас Рома? – робко попросила она.
– Что, сразу переходим к интиму? – пошутил жених. И заметив тень легкого ужаса в Катиных глазах, сказал: «Шучу, шучу», – подчеркнув тем самым, что у него есть юмор.
– Вообще-то вы угадали, по паспорту я как раз Роман. Роман Мутняк, – застенчиво добавил он, открывая выцветший портфель и вынимая из него бутылку отечественного вермута. – Но фамилия такая дурацкая, так мне не нравилась всегда, что я еле дождался шестнадцати лет, когда стало можно поменять. И теперь я Ромуальд Казанова, ну понимаете, да? С намеком на того…
Тень ужаса в Катиных глазах постепенно материализовывалась, но Ромуальд этого не заметил и увлеченно продолжал, при этом брызгая слюной:
– Я ведь, как и он, – большой любитель женщин. Ну, был, во всяком случае, – поправился он, внезапно вспомнив о цели их встречи. – Я ведь даже сборник своих стихов выпустил, – и вслед за вермутом на свет явилась тоненькая книжечка в яркой цветной обложке. Теперь можно за свой счет издать что хочешь, и Катя это прекрасно знала. Знал и Ромуальд. Штук триста книг и не так дорого. Вот он и издал свой сборник под смелым названием «Овладею любой». И Ромуальд протянул Кате свою похотливую книжицу со словами:
– Я уже тебе (он как-то непринужденно и сразу перешел на «ты». А чё тянуть-то?) ее заранее надписал. Стихами. Не-не, потом прочтешь, когда домой придешь. О, опять рифма! А сейчас я тебе самое главное из сборника прочту. Не бойсь! Оно короткое, всего четыре строчки. Но в целом оно знаковое для всей книжки. Такая, знаешь, песня сперматозоида.
И он наизусть (ну, четыре свои родные строчки и учить-то нечего) продекламировал, после чего показал Кате это место в книжке, снабженное убедительными знаками препинания:
Ужас в Катиных глазах стал сменяться смехом. В лицо «суженому» она, конечно, не расхохоталась, чтобы не обидеть, хотя и тянуло, но, чтобы сдержать приступ смеха, некоторые усилия все же потребовались. Дальше выяснилось, что интерес может вызвать и такая человеческая особь. А может, именно такая чаще всего и вызывает. Кате интересно стало, как же дальше поведет себя наш русский певец половой жизни Казанова. А дальше было вот что: вслед за вермутом логично появились два мутноватых стакана, затем нарезка сыра и нарезка докторской колбасы.
– Давай-давай, – сказал Ромуальд, подавая Кате перочинный нож, – открывай сыр и колбасу, а я пока вино открою.
Бутылка оказалась с пробкой, а штопора Рома Мутняк не предусмотрел. Но был палец… И им жених, кряхтя и ругаясь, все же протолкнул пробку внутрь бутылки, и после этого, так сказать, праздника гигиены банкет на скамейке Страстного бульвара стартовал. Катя не уходила и продолжала терпеть общество нашего доморощенного Казановы исключительно из любопытства.
Ох, это женское любопытство! Сколько же раз оно заводило прекрасных дам в зону риска, но, к сожалению, широко известная поговорка «Любопытной Варваре нос оторвали» никого из них не предостерегала и не останавливала. Вот так и Катя чуть было не влипла в эпизод, впрямую ведущий к популярной уголовной статье. Но… об этом чуть позже.
Она мягко отказалась от дегустации отечественного вермута под предлогом гастрита, но кусочек сыра отведала. А дамский угодник тем временем, не смущаясь, наливал себе еще и еще, пока 0,75 л этого волшебного напитка не исчезли в недрах его организма. После чего он достал из портфеля бутылку молдавского рислинга с твердым намерением залакировать выпитое до этого крепкое. Очередной Катин отказ разделить с ним и сухое вино его нимало не огорчил.
– Нет так нет. На нет и суда нет и туда нет, – вновь пошутил он. А потом, похабно хихикая, налил себе полный стакан и добавил:
– Ну и хорошо. Мне больше достанется.
После чего, опростав стакан и уже заметно пьянея, как-то совсем уж по-свойски подмигнул Кате и предложил, вернее даже не предложил, а этак директивно повелел:
– Сейчас поедем ко мне в офис. Я тебе свой офис покажу.
При этом Ромуальд аккуратно убирал оставшийся провиант обратно в портфель. Не забыл и расстеленную на скамейке перед «банкетом» газетку «Комсомольская правда».
– Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым, – напевал он в начале знакомства, «сервируя стол» и игриво на Катю поглядывая. Когда же выяснилось, что он любитель женщин и Казанова, его образ стал цельным и вполне гармоничным. Все в нем было, что называется, в тему: и мелкие рыбьи глазки, и пиджачок с лоснящимися рукавами, и потрепанная маечка с выложенной люрексом надписью «Калифорния», и пухленькие щечки, густо обсыпанные красными прожилками, что намекало на хронический алкоголизм и вместе с тем придавало ему почти мультяшный вид озабоченного хомячка. Его довольно костлявое туловище венчала идеально круглая плешь, про которую он опять же пошутил, что, мол, спереди лысеют от дум, а сзади – от дам, и снова хихикнул так, что прямо мороз по коже.
Словом, персонаж впрямую ассоциировался у Кати с незабываемым образом продавца пиявок Дуремара, и все представлялось ей пока этакой забавной клоунадой, в которой ей была отведена роль простого зрителя. Поэтому она чувствовала себя в полной безопасности и уж, конечно, ни в коем случае не жертвой, незаметно, но мощно влекомой в темный омут сюжета. А что плохого-то? Все классно, смешно, комедийное такое приключеньице!..