— Хочешь сыграть еще? — спросил Халдейн III. — Мы могли бы заключить маленькое пари в придачу.
Их пари в придачу — это выпивка, которую готовит и подает проигравший.
— Ничего не поделаешь, папа. Я шахматист, а не садист. Но я приготовлю тебе стаканчик.
Это было больше, чем предложение выпить, это было предложение мира, и отец его принял.
Пока Халдейн готовил напитки, отец, складывавший шахматные фигуры, сказал:
— Кстати, о Фэрвезере I, в следующую субботу в Гражданской Аудитории выступление Грейстона с лекцией об эффекте Фэрвезера. Хочешь пойти со мной?
— Звучит заманчиво, — сказал Халдейн, выжимая лайм.
Это в самом деле заманчиво. Грейстон — глава Департамента Математики — имеет репутацию одного из немногих математиков, понимающих Принцип Одновременности, на котором действовали звездолеты. Кроме того, он — гений популяризации научных идей.
— Возможно, я пойду с тобой.
— Между нами, вчера я звонил в Вашингтон и говорил с Грейстоном. Он полагает, что сможет уговорить приехать вместе с ним навигатора-дублера «Стикса» или «Харона».
Халдейн поставил выпивку на столик перед отцом и сказал:
— Если он сможет уговорить одного из этих угрюмых уродов, это будет чудо, иначе не скажешь.
— Грейстон сможет, если это вообще кому-либо по силам.
Несмотря на свое расхожее замечание о космонавтах, Халдейн питал тайный интерес к их породе. Те, что остались в живых из первоначальных экипажей, которыми комплектовались космические разведывательные ракеты более сотни лет назад, были упрямейшими из упрямых.
По телевизору он часто наблюдал за их прибытием на тюремных кораблях Тартара; угрюмые, неразговорчивые, за столетие по земному времени они состарились только на несколько месяцев, и поэтому больше чем кому бы то ни было на Земле им подходило определение «бессмертные». Широкоплечие, грузные, сбитые более крепко, чем их потомки, они, как казалось Халдейну, были привязаны к Земле сильнее пуповиной кабеля питания корабля, чем собственными чувствами.
— Я с удовольствием пойду на лекцию, — сказал Халдейн, — если не появится что-нибудь более важное.
— Что может быть важнее лекции Грейстона по Фэрвезеру I?
— Папа, послушай. — Халдейн тронул отца за плечо. — Если ты хочешь, чтобы я пошел с тобой в качестве толмача, так и говори. Но должен сказать тебе, что понимание Фэрвезера в меньшей степени лежит в области знаний, чем в области интуиции.
— Он берется меня учить, знаток!
В этот вечер Халдейн отправлялся на концерт без большой надежды на встречу с Хиликс, и не встретил ее. С очередного скопища любителей примитивных удовольствий он отправился в кафе, которое часто посещали поэты, в «Таверну Русалок».
Перед входом уже собралось несколько студентов «А-7», и он вошел вместе с ними. Пальто скрывало его куртку, и в тусклом сиянии настольных ламп они приняли его за своего. Один заговорил о Браунинге, и Халдейн заворожил их, прочитав наизусть длинную выдержку из «Кольца и книги».
Жестикуляцией, сопровождавшей их речь, поворотами всем туловищем в сторону говорящего, резкими движениями всем телом вперед в знак согласия и в стороны в случае возражения они напоминали ему шустрых серебристых мокриц, суетящихся в сыром темном углу. Однако восторг, который вызывала у них какая-нибудь памятная фраза, произносимая им на языке времен автора стихов, действовала на него точно так же, как восторг Хиликс, когда они сидели с ней в Пойнт-Сю.
Его маскировка раскрылась, когда один из них спросил его мнение о самом последнем переводе Марии Рильке.
Он ответил с напевно-игривой интонацией в голосе:
— Я обожаю ее на немецком языке, Мария на английском — просто вздор!
Спрашивавший повернулся к одному из компаньонов:
— Филип, ты слышал, что он говорит? Он ее обожает на немецком.
— Парень, ты кто? Уж не полицейский ли голубок?
— Наверное, он какой-нибудь Соц, посвятивший себя проблемам крестьянства.
Халдейн оставил игривость тона:
— Просто смешно, братец бард, что вы называете меня социологом!
— Выкатывайся отсюда, парень, пока мы сами тебя не выкатили.
Он мог бы справиться с любыми тремя из них, но их было пятеро. Он выкатился. На данном этапе ему не хотелось нарываться на выговор декана.
Гоня машину обратно в Беркли, он недоумевал. За два с половиной месяца поисков Хиликс он посетил, и не один раз, все места, где она могла бывать. Многих студенток «А-7» он встречал по нескольку раз, но Хиликс не нашел. Что-то происходило вопреки вероятностным законам.