Лорд Байрон говорил с ним лично.
Он думал, ему повезло, что Китс умер молодым. Но теперь, в темной аудитории он скорбел о смерти поэта, который умел говорить с такой проникновенностью и так сладостно точно поведал о «La Belle Dame sans Merci».
Шелли ему пел. Вордсворт создавал хорошее настроение. Его сердце танцевало под звуки шотландских волынок Бернса.
Когда включился верхний свет и публика поднялась уходить, ее настроение продолжало сидеть в зале. Не было ни гомона голосов, ни аплодисментов. Халдейн быстро двинулся к фойе, чтобы подождать там выхода Хиликс.
Глаза, встречавшиеся с его глазами, возвращали ему взгляды, полные нежности, но глаз Хиликс среди них не было.
Он вышел из фойе и пошел через площадь для гуляний, окунувшись в бодрящий вечерний холод; опавшие листья мягко шелестели под его ногами. На мгновение он остановился у фонтана в самом центре университетского двора и мягким голосом сказал самому себе:
Он плотнее закутался в плащ, чтобы согреться, поднял воротник и заметил, что его тень расползлась во все стороны по гранитным плитам, которыми была вымощена дорожка вокруг фонтана.
Это была байроновская тень, и так и должно было быть. Он был наедине с Байроном, с Китсом, с Шелли.
Он пришел сюда в поисках любимой, а вместо нее нашел живую любовь давно умерших мужчин; и все же он был одинок.
Смертельно усталый, неразлучный со своей мукой, он повернулся и пошел по увядшей траве под окоченевшими ветвями деревьев, перешептывающихся в порывах ветра позднего ноября. Он был привидением среди привидений, потому что перестал быть Халдейном IV двадцатого столетия. Хиликс познакомила, а Моран обвенчал его с бессмертными мертвецами. По этой безутешной пустоши тащилось только его усталое тело; его душа танцевала менуэт в гостиной восемнадцатого века.
Он нашел свою машину и поехал домой.
Отец еще не вернулся. Вспомнив обманутые надежды старика, Халдейн подошел к бюро, достал шахматные фигуры и расставил их для игры.
Грейстон не может говорить вечно. Старик скоро должен быть, и Халдейн, помня о своей вине, знал наперед, что сегодня вечером отец обязан его победить.
Халдейн III вошел, потирая руки и неся холод на своем пальто. Его глаза засветились, когда он увидел расставленные фигуры.
— Готов к сражению?
— Готов врезать тебе одну.
— Прекрасно. Как твоя лекция?
— Так себе, — сказал Халдейн. — Как твоя?
— Превосходная. Наконец-то я досконально разобрался в эффекте Фэрвезера. Не приготовишь ли мне выпивку, пока я раздеваюсь.
Халдейн подошел к бару и приготовил два напитка.
Отец снял пальто, вернулся и придвинул стул к шахматному столику.
— Выходит, твоя лекция была всего лишь посредственной. Моя оказалась хорошей, очень хорошей.
Погруженный в игру, Халдейн сидел тихо и в дурном настроении, пока отец не заметил:
— Не могу понять, почему вы, молодые люди, все до одного хотите выскочить из своей категории.
— Ух-ху-ху.
— Там, на лекции, была одна студентка-искусствовед. Молоденькая девушка. Перед началом лекции меня представили как почетного гостя, и она подошла ко мне познакомиться. Мы посидели и поговорили достаточно долго, и она меня слушала. Чего я не могу сказать о собственном сыне.
— Ух-ху-ху. И как она выглядела?.. Шах.
— Какая разница? Женщина, как женщина.
— Я бы удивился, узнав, что мой старик все еще нет-нет да и положит глаз на какую-нибудь кралю.
— Как ты часто имел удовольствие замечать, сынок, я не слишком наблюдателен. Однако, насколько я помню, у этой девушки каштановые волосы, светло-карие глаза, лицо скорее широкое и четко выраженный подбородок. Носик у нее немного вздернутый. Груди высокие и широко расставленные. Она ходит, слегка покачивая бедрами, что, будь она проституткой, удвоило бы ее доход.
Он взглянул на сына с полуусмешкой:
— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о родинке под ее левой грудью и шраме в области аппендикса около десяти сантиметров ниже пупка?
Халдейн посмотрел на него серьезным взглядом:
— Отец, я в самом деле никогда прежде не задумывался, насколько глубока твоя распутность.