Решили идти к Тане на Дмитровку. Бабушка немного удивилась позднему приходу, но пустила их. Женя тихонько рассказала Тане, что они с Севой поженились.
– Вы встречаетесь только месяц. И уже поженились? А папа, мама знают? – спросила сестра. Женя знала, что Таня от Севы не в восторге.
– Нет, мы им не успели сказать. Бабушке я тоже пока ничего не говорила.
– А почему такая секретность?
– Ну, вот так получилось. Что теперь делать?
– Юля спит все равно с нами, так что маленькая комната свободна. Вы можете пойти туда, – сказала Таня просто.
В час ночи бабушка постучала в комнату к Тане.
– Пойду гнать, – сказала она и, опираясь на костыль и палку, медленно двинулась в сторону маленькой комнаты.
Таня ей была нужна в качестве моральной поддержки.
– Ба, оставь их, – попыталась остановить ее Таня, но бабушка уже вошла в комнату, где на кровати рядышком, как нахохленные воробышки на проводе, сидели Женя и Сева.
– Вы знаете, сколько уже времени?
– Да, мы знаем, ба.
– Ну, пора уже прощаться.
– А мы поженились, – Женя привела свой самый сильный аргумент.
– Что?
– Вот, нам выдали свидетельство о заключении брака.
Женя достала из сумки свидетельство и дала его бабушке. Та, грузно опираясь на костыль, взяла бумажку и внимательно изучила. Вернула бумажку, не глядя в Севину сторону, коротко поздравила Женю, кивнула и вышла.
– Ну что, спим сегодня первый раз на законном основании? – радостно спросил Сева.
– Мамин отец, мой дед, был купцом первой гильдии, таких евреев на Россию было с гулькин хрен. Он жил в Красноярске и владел лесоперерабатывающими заводами по всей Сибири, так что я – прямой наследник всего русского леса. – Сева церемонно поклонился, прижав руку к груди. – Довели большевики до ручки, и мама, игравшая в младенчестве алмазами и янтарем как игрушками, выросла в нищете. Галина, старшая дочь моего деда, в шестнадцать лет порвала со своей средой, послала отца куда подальше и подалась в большевики. Совершала переворот в Петрограде, потом три года хуячила комиссаром на фронтах Гражданской войны, после войны стала партийным функционером, и ей дали эту квартиру.
– Женщина-комиссар? Это как в «Оптимистической трагедии»? – заинтересовалась Женя.
– Да, она даже всю жизнь утверждает, что Вишневский комиссара с нее списал. Как бы то ни было, когда мама и их младшая сестра Фаня приехали в Москву, Галина прописала их здесь, а сама, естественно, получила другую, большую квартиру. Потом мама нашла папу, сбежавшего из Томска, и получился я.
Они стояли на смотровой площадке на крыше его дома и любовались открывавшимся перед ними видом Москвы.
– Наш дом Нирнзее был самым высоким домом в Москве, пока Сталин после войны не построил свои высотки. Его раньше называли Дом правительства.
– Я думала, Дом правительства – это Дом на набережной.
– Дом на набережной был потом. Я имею в виду, сразу после революции и до начала тридцатых годов. Полдома жильцов, если не больше, было арестовано или расстреляно. Здесь сам Вышинский жил, так что ему было удобно – просто греб своих соседей. Он, кстати, на моем этаже жил и построил для себя специальный лифт, который сразу шел к нему на этаж, нигде не останавливаясь. Наверное, для того, чтобы не встречаться лицом к лицу с родственниками арестованных.
Они уже несколько дней жили у Софы. Бабушке Сева не нравился, и она даже не старалась это скрывать. Таня с мужем Юрой тоже, по мнению Севы, радушием не отличались, он обижался, и поэтому Женя с легкостью согласилась на его предложение переехать к его матери, хотя у той была всего одна комната.
В первый раз, когда они остались там ночевать, вернувшись из университета, Сева пошел помыться. Женя сидела в комнате, читала книгу. Софа подошла к закрытой двери в ванную.
– Севка, я там положила новое мыло. Возьми его. Не перепутай с хозяйственным.
– Мама, я не идиот!
– Ты всегда так говоришь, но моешься иногда хозяйственным.
– Никогда в жизни!
– А почему оно тогда всегда мокрое после твоего купания?
– Мама, сделай одолжение, отойди от двери, пожалуйста!
Софа вернулась в комнату и занялась приготовлением ужина.
– Женя! Женя, поди сюда, – позвал Сева из ванной.
– Что? – Чувствуя на себе Софин взгляд, Женя подошла к двери, но входить не стала.
– Спинку помыть.
– Уже спину сегодня мыли, и не один раз. Я в ванную к тебе не пойду, не зови больше, – шепотом ответила Женя и ушла в комнату.
Опять взялась за книгу. Софа у подсобного стола месила тесто под звуки радио и усиленно изображала незаинтересованность в происходящем. Из ванной раздался грохот, звук падающих тазов, послышались крики и проклятия. Женя встала с кресла, но Софа, опережая ее, бросилась к двери.