Вторая методологическая аксиома Камю связана с пониманием человека как атома, как предельно одинокой единицы. «Я навсегда отчужден от самого себя» (Камю 1989: 234) — эти слова писателя можно отнести к каждому человеку. Теоретический принцип тотального отчуждения естественно вытекает из реального положения человека в обществе, где все индивиды отделены друг от друга какими-то прочными прозрачными перегородками. Каждый из них, так сказать, упакован в свою пластиковую оболочку. Находясь в ней, он видит и слышит других людей, но не понимает их и тот мир, в которым он помещен. Человек живет среди людей, но это не мешает ему быть поразительно отчужденным, изолированным существом. Одиночество — глобальная проблема современности. Между тем всеобщее одиночество является аномалией для человека, поэтому не удивительно, что оно рождает ощущение вселенского абсурда.
Сизиф — это олицетворение, символ одиночества. Человек-одиночка не может серьезно противостоять бесконечному абсурду. Даже не соглашаясь с ним и презирая его, такой индивид вынужден фактически смириться с ним. В действительности «бунтующие» Сизифы лишь констатируют и увековечивают абсурд, они служат надежной опорой нелепого мира. Другими словами, абсурд для своего пресуществления нуждается в Сизифах.
В одиночку справиться с абсурдом невозможно. Чтобы перестать быть Сизифами, люди должны сделать шаг навстречу друг другу. Только объединяясь против абсурда, люди смогут обрести свободу. Чем сильнее и увереннее их сопротивление, тем слабее давление тьмы. Абсурд боится сопротивления, ему нужны спокойные Сизифы, поскольку он существует благодаря их добродетелям.
Сила человека не в одиночестве, там его беда и трагедия. Сила человека в единении с другими людьми, в их совместной упорной борьбе за укрощение абсурда. Отчужденность, изолированность человека от мира, от собственной жизни и других людей не является вечной категорией. Не будем преувеличивать контуры абсурда, — и он перестанет быть всеобщим и всесильным. Сделаем шаг навстречу разуму, — и иррациональность отступит. Соединим усилия против нелепостей бытия, — и они рассеются.
г) Требование абсолюта
Мы рассмотрели две причины, порождающие Сизифа и его Umwelt: остановившийся разум и полное отчуждение личности. Теперь обратимся к еще одному фактору, постоянно вызывающему феномен абсурда. Этот фактор — «жажда абсолюта», или отчаянный каприз человеческого духа.
Философ говорит: «Я хочу, чтобы мне либо объяснили все, либо ничего не объясняли». Разум бессилен перед криком сердца. Когда мы не понимаем уникального смысла мира, он оказывается для нас безмерно иррациональным. Если бы можно было хоть единожды сказать: «это ясно», то все было бы спасено (см.: Камю 1989: 240). По мнению писателя, «если бы мышление открыло в изменчивых контурах феноменов вечные отношения, к которым сводились бы сами феномены, а сами отношения резюмировались каким-то единственным принципом, то разум был бы счастлив».
Однако мир несводим к рациональному началу. В результате «ностальгия по Единому, стремление к Абсолюту выражают сущность человеческой драмы» (Камю 1989: 233).
Итак, человек хочет во что бы ни стало абсолютной истины, в которой окончательно выражает себя некий Абсолют. Допустим, что такая истина установлена, и мы ее созерцаем. Что дальше? В буквальном смысле ничего, так как последняя истина означала бы конец бытия. Исчерпывающая, окончательная истина предполагает исчерпаемое, конечное бытие; эта истина означает прекращение жизни, всякого движения и наступления нескончаемого Ничто.
С точки зрения бесконечной природы, подобный императив, исходящий от живого существа, выглядит нелепым; вот почему на табло бытия вспыхивает предупреждение: «Абсурд». Постоянно изменяющийся мир не может иначе ответить на этот крик нашего сердца. Чтобы удовлетворить нашу просьбу, весь Космос должен включить себя в содержание так называемой абсолютной истины и тем самым закончить свое существование, навсегда умереть. Таким образом, требование конечного Абсолюта есть требование Ничто. Приобрести все — значит получить «ничего». Коротко говоря, все есть ничто.
В эссе об абсурде совершенно не случайно представлены именно те герои, которые ставили своей целью «исчерпание жизни». Так, Дон Жуан не творит, не любит, но потребляет. Он вовсе не коллекционер женщин, он лишь исчерпывает их число, а вместе с тем — свои жизненные возможности. «Дон Жуан избрал ничто» (Камю 1989: 273).