Хмельницкий боролся за имя русское. Мы, его духовные наследники, воскресили его лозунги, и в этом был возвышенный и пламенный смысл Белого движения.
Сохранить имя русское и единство русского народа.
Нас не поняли и покрыли клеветой наши стремления. Поняли ли мы большевиков?
В этом смысле, быть может, интересна одна страница из моей же собственной книги "1920 год". В главе "У Котовского" я описываю, как мы шли по улице города Тирасполя в качестве пленных, но свободно. Никто нас не трогал. Но могли все же задержать.
"Действительно, к нам подошел патруль или что-то в этом роде. Во главе был молодой офицер не офицер, словом, человек весь в кожаном. Но лицо у него было симпатичное. Я почувствовал, что надо взять инициативу, и предупредил его вопрос.
— Товарищ, не хотите ли меняться на мою бекешу?
Бекеша была у меня очень недурна. Он окинул меня взглядом и ответил:
— А вам, наверное, надо штатское пальто… У меня есть, вам подойдет… черное… Идите со мной.
Мы пошли по улицам. День был теплый, и солнце ласково грело. Не помню, как начался разговор. Он сказал:
— Как мы все довольны, что товарищ Котовский прекратил это безобразие…
— Какое безобразие? Расстрелы?
— Да, мы все этому рады. В бою это дело другое. Вот мы несколько дней тому с вами дрались… еще вы адъютанта Котовского убили. Ну бой, так бой. Ну, кончили. А расстреливать пленных — это безобразие…
— Котовский хороший человек?
— Очень хороший… И строго приказал. И грубость не разрешает… Меняться — это можно… У меня хорошее пальто — приличное.
Не знаю почему, разговор скользнул на Петлюру. Он был очень против него восстановлен.
— Отчего вы так против Петлюры?
— Да ведь он самостийник.
— А Вы?
— Мы… Мы за Единую Неделимую.
Я должен сказать, что у меня, выражаясь деликатно, глаза полезли на лоб. Три дня тому назад я с двумя сыновьями с правой и левой руки, с друзьями и родственниками, скифски-эпически дрался за Единую Неделимую именно с этой дивизией Котовского. И вот, оказывается, произошло легкое недоразумение: они тоже за Единую Неделимую".
(Шульгин В. В. 1920 год. Очерки. Российско-Болгарское книгоиздательство. — София, 1921, стр. 102, 103).
Однако с внешней стороны в 1918 году все было, в наших глазах, против Ленина. Он как будто точно выполнял предначертания немцев. Разложив русскую армию и по Брестскому миру создав независимую Украину, он отдал ее Германии, то есть сделал то, чего немцы добивались, что было целью их похода на Россию. Мудрено ли, что, наши союзники, англичане и французы, приняли Ленина просто за немецкого агента. И это тем более, что план расчленения России на республики был немецкой выдумкой. По крайней мере у меня в руках была географическая карта, изданная в Вене, где эти республики, числом десять, были обозначены. Эта карта появилась до революции, она была отпечатана примерно в 1916 году. Таково же было содержание листовок, которыми немецкое командование забрасывало наши окопы. Все эти летучки были впоследствии напечатаны отдельной книгой, вышедшей в Киеве. Там говорилось:
— Без отделения Украины от России никогда не удастся нанести такого сокрушительного удара, чтобы эта азиатская держава перестала угрожать Европе.
Существует юридическая формула: Qui prodest? Смотри, кому выгодно. Кому было выгодно все, что делал Ленин? Вся видимость вопияла всеми голосами: немцам!
Отсюда вывод был ясен. Мы этот вывод сделали и расценивали Ленина соответственно. Могло ли быть иначе?
Могло. Видимость может вводить в заблуждение. История показала, что Ленин не был тем, чем мы его считали, то есть исполнителем немецких предначертаний. Он имел правильное предчувствие, что "похабный мир" не удержится, так как французы, англичане и американцы разобьют немцев и без помощи России. Обязательств же перед нашими союзниками Ленин не имел. В этом была существенная разница. Для нас сепаратный мир был бы изменой своему слову. Для Ленина — нет. Он слова не давал.
Теперь, более спокойно вглядываясь в прошлое, я начинаю думать, что все произошло, как надо.
Белые спасали "имя русское" по завету XVII века. И старались уберечь это русское имя от порухи его чести перед лицом XX века. Поэтому они и назывались Белыми.
Красные смотрели более реалистически. Не связанные никакими понятиями о национальной чести, они занялись другим. Они прекратили международную бойню на русском фронте.
Русское имя вследствие этого временно пострадало, но много русских жизней было спасено.
В награду за наши труды судьба даровала нам, как говорят французы, вкусить "горький хлеб изгнания". Но этот горький хлеб был помазан неким медом. Медом этим была чистая совесть. Это тоже кое-что. Быть может, мы ошибались, но поступали добросовестно.