§ 184. Но многоразличные, даже живые, даже благородные чувствования и страсти сами по себе суть только эстетические материалы, которым гений дает цену изящных произведений поэзии там, а) где, по требованию истины, одушевляет ряд чувствований одною господствующею идеей, которая составляет определенный их характер или тон; б) где, по требованию доблестной и свободной деятельности, представляет оные более как общие чувствования идеального и совершенного человека, нежели как ограниченные чувствования своего отдельного лица, и, наконец, в) где, по требованию приятного, изливается в мелодических звуках слова, которые приближаются к пению и по сей причине сообразуются не столько с обыкновенными формами и законами языка, сколько с законами музыки.
§ 185. Поскольку возбужденные движения души могут выражаемы быть или непосредственно в минутном их жару, или посредственно, то есть при размышлении о прежде бывшем чувствовании либо при размышлении о каком-нибудь происшествии, то главнейшие виды лирической поэзии суть ода, элегия и романс, или баллада.
§ 186. Ода, как пение, вылетающее прямо из груди вдохновенного поэта, изображает действительные, в тоне и характере определенные исступления благородной души, глубоко и для того непродолжительно потрясаемой великостью идеального предмета, который находит она в религии, в человеческой жизни, в природе и который, напрягая силы ее чувствительности и фантазии, увольняет ее от обыкновенного и даже прочим лирическим стихотворениям общего течения мыслей, ощущений и речи. Оттого видения, мнимый беспорядок, смелый отрывистый язык и проч.
§ 187. Но и без судорожных исступлений можно ощущать живо. В сем состоянии происходят мелкие оды, то есть песни, которые не изливаются из глубины души, а тихо, так сказать, струятся на ее поверхности. Посему песни имеют три составные части; а) внутренние движения, возбуждаемые чем-либо прямо человеческим; б) простодушие и в) легкое, мелодическое течение.
§ 188. Элегия как тоскливое или веселое пение, возбужденное воспоминанием, относится своей поэзией к былым или минувшим страдательным состояниям души, которые охладели теперь до того, что мы можем уже представлять себе их в мыслях, не чувствуя дальних потрясений и, например, хотя со слезами еще на глазах, но уже с расцветающею на устах улыбкою воспевать блага, которых лишаемся. Где же чувствование удерживается в сознании до того, что стихотворец дает об нем одно только суждение, там элегия переходит в лирический момент души, кратко и сильно ею выражаемый, то есть в эпиграмму, которая потому может принимать все формы, так что ее употребление на сатиру, надпись и проч. совершенно случайное.
§ 189. Романтическая элегия, в которой внутреннее состояние души выражается не прямо, а именно по поводу какой-либо истории или приключения, есть романс, или баллада, – стихотворение, которое по причине господствующих в нем особенных чувствований поэта имеет значение лирическое, по причине игривого движения – музыкальное, а по причине простонародного рассказа, часто чудесного – эпическое, являя на себе, таким образом, высочайший идеал песнопения в романтике, то есть идеал песни, возвышенной до эпопеи.
§ 190. В противоположность и сей лирике, которая показывает нам поэта в живых чувствованиях его бытия, и этой эпопее, которая повествует о великом, многосложном действии, происшедшем в истории народа или человечества при участии горних сил и высшей необходимости вещей, в драме видим отдельное деяние с его побудительными причинами и переменами, постепенно раскрываемое, то есть перед нашими глазами совершаемое свободным лицом в его борении с общим порядком вещей или со враждебным духом целого. Посему господствующий здесь интерес есть интерес человеческой доблести, подобно как в лирике – натурального приятства, а в эпопее – выспренности божественных истин.
§ 191. И в драме, точно так как в эпопее, встречаемся с самоотвержением поэта, ибо как здесь, так равно и там собственное лицо его невидимо. Но сей поэт изливает все богатство души своей в душу вводимых им представителей действия, кои, непосредственно сносясь между собою, то есть беседуя, открывают свою волю, свои помыслы и состояния. Почему форма драматического действия в поэзии есть не только разговор, но и разговор такой, который в противоположность эпическому, замедляющему ход, вместе с действием быстро идет к своей цели, допуская отрывистые и сильные саморазглагольствия только в краткие минуты беспокойного раскрытия страсти.