44. Обоснование. Мы должны приучаться к тому, чтобы во всяком возникающем вопросе исследовать и находить его корень. Большинство затруднений, которые встречаются на нашем пути, если хорошенько разобрать и проследить их, приводят нас к какому-нибудь положению, которое в случае признания его истинности разъясняет сомнение и дает легкое решение вопроса, в то время как частные и поверхностные аргументы, которых немало можно обнаружить у той и другой стороны, наполняя голову разнообразными мыслями, а уста многословными речами, служат только для игры ума и развлечения общества, не приводя к самому основанию вопроса, к тому единственному месту, в котором находит себе успокоение и устойчи-
==273
вость пытливый ум, стремящийся только к истине и знанию.
Например, если спросят, имеет ли государь законное право отнимать у любого из своих подданных все, что он захочет, то этот вопрос не может быть разрешен без внесения полной определенности в другой вопрос: существует ли естественное равенство между всеми людьми? Ибо в этом ось вопроса; когда же эта истина прочно утвердится в разуме людей и ум пронесет ее через все споры относительно разнообразных прав людей в обществе, она сыграет огромную роль в том, чтобы положить конец этим спорам и показать, на чьей стороне находится истина.
45. Перенесение мыслей. Вряд ли что-либо более благоприятствует усовершенствованию знания, облегчению жизни и успешному выполнению дел, чем способность человека распоряжаться своими мыслями; и вряд ли есть что-либо более трудное во всем деле управления разумом, чем приобретение полного господства над ними. Ум бодрствующего человека всегда занят каким-либо предметом, и если мы ленивы или не заинтересованы, то легко можем переменить предмет и по своему усмотрению перенести свои мысли на другой, с него на третий, который не имеет никакого отношения ни к первому, ни ко второму. Исходя из этого, люди поспешно заключают и часто говорят, что нет ничего свободнее мысли; и было бы хорошо, если бы это было так. Но есть немало примеров, когда верно обратное: во многих случаях нет ничего более непокорного и менее поддающегося управлению, чем наши мысли. Они не желают подчиняться указаниям, на какие предметы им направиться, и не желают отрываться от тех предметов, на которых они некогда сосредоточились; они увлекают человека в погоню за теми идеями, которые [попали] в поле их зрения, и он ничего не может с ними поделать.
Я не намерен здесь возвращаться к тому, на что я указывал уже выше 41; насколько трудно для ума, суженного тридцати- или сорокалетней привычкой к скудному запасу очевидных и обычных идей, расшириться до более обширного запаса идей, освоиться с такими идеями, которые могли бы доставить ему более обильный материал для полезного размышления. Сейчас я не об этом намерен говорить. Недостаток, на котором я хочу здесь остановиться с целью найти против него лекарство,— это та трудность, которую мы иногда испытываем при перенесении наших мыслей с одного предмета на другой в тех случаях, когда идеи одинаково нам знакомы.
==274
Предметы, навязываемые нашим мыслям какой-либо из наших страстей, властно завладевают нашими умами, и нельзя ни помешать им туда проникнуть, ни изгнать их оттуда. Господствующая страсть как бы стала на время шерифом в данном месте и заняла таковое со всем его отрядом (posse) ; и предмет, навязанный разуму страстью, завладевает им так, как будто он обладал законным правом на исключительное внимание. Вряд ли, я думаю, найдется человек, который временами не испытывал бы этой тирании над своим разумом и не страдал бы от ее неудобства. Найдется ли человек, чей ум в то или иное время не сковали бы любовь или гнев, страх или горе, которые как груз давили на него, мешая повернуться к любому другому предмету? Я называю это грузом, потому что это отягощает ум, лишает его силы и подвижности, не давая перейти к другим мыслям; ум почти или вовсе не продвигается в познании вещи, которую он столь цепко держит и пристально изучает. Люди, охваченные подобным состоянием, кажутся иногда одержимыми; они как бы находятся под властью каких-то чар, не видят того, что происходит перед их глазами, не слышат громких речей компании; а когда при помощи какого-либо сильного средства их слегка потревожат, они производят впечатление людей, вернувшихся из какой-то далекой страны, хотя в действительности они не уходили дальше своего внутреннего уединения, где были поглощены возней с куклой, которая их в данный момент занимает. Смущение, которое испытывают благовоспитанные люди после таких припадков задумчивости, уводящей их далеко от компании, в беседе которой они должны были принять участие, является достаточным доказательством того, что это есть изъян в управлении нашим разумом, ибо мы не в состоянии настолько господствовать над ним, чтобы пользоваться им для тех целей и в тех случаях, когда мы нуждаемся в его помощи.
Ум должен быть всегда свободен и готов обратиться к разнообразным объектам, с которыми он может встретиться, и уделить им столько внимания, сколько в данный момент считается необходимым. Отдаваться целиком одному объекту настолько, чтобы нельзя было заставить себя отойти от него и заняться другим, который мы считаем более подходящим для нашего размышления,— значит делать ум совершенно бесполезным для нас. Если бы это состояние души всегда оставалось таким, то всякий, не обинуясь, назвал бы это полным помешательством; и пока оно длится, через какие бы промежутки оно ни возвраща-
==275
лось, подобное вращение мыслей вокруг одного и того же предмета не больше продвигает нас вперед в знании, чем продвигала бы путешествующего человека езда на мельничной лошади, совершающей круговое движение.
Я согласен, что надо сделать известные уступки законным страстям и естественным наклонностям. Каждый человек кроме случайных пристрастий имеет любимые занятия, которым душа его отдается с особым усердием; но все-таки лучше всего, если она всегда будет оставаться свободной и в свободном распоряжении человека, готовая работать по его указанию. Этого мы должны старательно добиваться, если только мы не хотим оставаться с таким изъяном в своем разуме, из-за которого мы иногда оказываемся как бы вовсе без разума: ибо дело обстоит немногим лучше в тех случаях, когда мы не можем пользоваться разумом для целей, которые мы себе ставим и для которых он в данную минуту необходим. Но прежде чем подумать о подходящих лекарствах от этого недуга, мы должны ознакомиться с различными причинами его и с ними сообразовать лечение, если только мы хотим работать с надеждой на успех.
Мы уже упоминали об одной из причин, настолько известной всем мыслящим людям и настолько знакомой им по личному опыту, что никто не сомневается в ее существовании. Господствующая страсть так приковывает наши мысли к своему предмету и заботе о нем, что страстно влюбленный человек не способен заставить себя думать о своих обычных делах; нежная мать, горюющая о потере ребенка, не в силах принимать обычное для нее участие в беседе знакомых и друзей.
Но хотя страсть наиболее очевидная и общая причина, однако она не единственная причина, связывающая разум и приковывающая его на время к какому-нибудь предмету, от которого его нельзя оторвать.
Мы часто видим, далее, как разум, занявшись случайно попавшимся предметом, без всякого участия или влияния какой-нибудь страсти увлекается работой, затем увлечение становится все сильнее и сильнее, и разум, подобно шару, катящемуся вниз с горы, не в состоянии ни остановиться, ни уклониться в сторону, хотя, когда пыл остынет, разум убеждается, что все эти ревностные усилия направлены на пустяки, не стоящие внимания, и что все затраченные труды пропали даром.