Как спесь — беда обычная глупцов.Безлюдно там, где правят ум и честь,Но в царстве спеси подданных не счесть.Как газом наполняются телаУ тех, чья плоть бескровна и дрябла,Так полон спеси человек пустой,Тот, кто всегда доволен сам собой.Когда рассеет разум эту тьму,Свет истины откроется ему.Своих пороков мы не сознаем,Лишь от других о них мы узнаем.И полузнайство ложь в себе таит;Струею упивайся пиерид[5]:Один глоток пьянит рассудок твой,Пьешь много — снова с трезвой головой.Воспламеняет нас искусства свет,Нас обольщает Муза с юных лет,Когда мы можем воспринять легкоЛишь близкое, не видя далеко;И лишь поздней, не сразу и не вдругПоймем, как бесконечен мир наук!Так, покоряя Альпы, мы идемНелегким и обманчивым путем:Преодолев долины и леса,Мы думаем, что вторглись в небеса,Что более не встретятся снега,Что первые вершины, облакаПоследними являются — и вдругГромады Альп опять встают вокруг,И поражают наш усталый взорВсе новые холмы и цепи гор!Творение оценит верно тот,Кто замысел писателя поймет.Все в целом зри; выискивать грехиНе стоит, если хороши стихи,Передают они Природы суть,И восхищеньем пламенеет грудь;Дарованных нам гением усладУжели слаще критиканства яд?Но песни бесталанного певцаНе могут волновать ничьи сердца;Их приглушенный и холодный тонНаводит скуку и ввергает в сон.Пленит в искусстве и в Природе насОтнюдь не частность — не губа иль глаз;Мы постигаем красоту вещейВ гармонии, в единстве их частей.Великолепный храм когда мы зрим(То чудо мира и твое, о Рим[6]),Он не отдельной частью нас дивит,Он в целом весь являет дивный вид;Не ширина, длина иль высота —Чарует всей постройки красота.Скажи, какой непогрешим поэт?Таких не будет, не было и нет.В творение свое любой пиитНе больше, чем задумал, воплотит;Уменье есть и средства хороши —Ему рукоплещи от всей души;За мелкие просчеты не ругай,Ошибкой меньшей — больших избегай.Гнушайся правил, что дает педант;На мелочь не разменивай талант;Тем, кто всецело в мелочи залез,Деревья загораживают лес;О принципах шумят, а пустякиИх привлекают — ну и чудаки!Припомните, как рыцарь Дон КихотСо встречным бардом разговор ведет(Сейчас бы разве только Деннис могВести такой серьезный диалог);Их вывод — олух тот и пустозвон,Кому сам Аристотель не закон.Был счастлив бард: на знатока напал;И рыцарю он пьесу передал,Дабы единства, образы, сюжет[7] —Все просмотрев, тот дельный дал совет.Все было так, как требовал канон,Был только бой из пьесы исключен."Нет боя?!" — рыцарь в ярости вопит;— Его не допустил бы Стагирит."О небо! Кони, рыцари нужны,И бой они изобразить должны".— Но где подмостки, чтоб вместили рать?"Постройте; в поле можете играть".Когда придирчив критик, а не строг,Весьма пытлив, однако не глубокИ более капризен, чем умен, —Довольно бестолково судит он;И главное в искусстве проглядитИз-за того, что слишком мелочит.Прельстителен для критиков иныхЗамысловатый и мишурный стих;Поэт — по их понятьям — это тот,Кто ослепляет множеством острот.Плохой художник, пишущий портрет,Орудует совсем как сей поэт;Не зная, как натуру передать,Он златом, перлом тщится прикрыватьВсе прелести нагого естества,Скрывая недостаток мастерства.Природе истинный талант найдетНаряд такой, который ей идет,И то, о чем лишь думает другой,В творенье воплотит своей рукой;Тот образ покоряет сразу нас,Что представляет правду без прикрас.Как делает огни заметней тьма,Так скромность оттеняет блеск ума.Обилье крови гибельно для тел,И остроумью тоже есть предел.Иному дела нет до смысла книг,Такого восхищает лишь язык;Расхваливает книжки этот фат,Как дамы кавалеров, — за наряд;Он упоен: о, как роскошна речь!А остальным способен пренебречь.