Основанием для такой аллегоризации служит о́бразный язык ветхозаветных писателей (в обилии примененный к изъяснению книги у св. Григория Нисского), а также и частые уподобления в Ветхом Завете союза Господа с иудейскою церковью брачному союзу мужа и жены, жениха и невесты. Такое же уподобление лежало, по мысли ветхозаветных писателей, в основе всего ветхозаветного Закона и служило общим символическим формулированием отношений людей к Богу и Бога к людям. Только при этом понимании возможно обычное в законе Моисея наименование служения евреев языческим богам «прелюбодеянием и блужением» (Исх. 34:15–16; Лев. 17:7; 20, 5–6; 26, 15 и др.). На основании такого воззрения законодателя и согласно ему, священные пророки уподобляли историческое отношение Господа к еврейскому народу отношению мужа к жене: не яко жену оставлену или из юности возненавидену призва тя Господь, обращается Исаия к Израилю (54, 6–7); а также жениха к невесте: яко же радуется жених о невесте, тако возрадуется Господь о тебе, говорит тот же пророк (62, 5). Пророки Осия (1–3 гл.), Иеремия (2, 2; 3, 1 и др.), а особенно Иезекииль (16 и 23 гл.) излагают всю историю еврейского народа, начиная со «дней любви юности» — исхода из Египта, как историю прелюбодейной жены, постоянно менявшей Истинного Господа на языческих богов и гонявшейся за последними, как за «любовниками» своими (ср. Иез. 16:24–29; 23, 7—20). В основе всех этих, иногда резких, уподоблений, очевидно, лежала общая ветхозаветным воззрениям мысль о подобии брачного союза ветхозаветному союзу Бога с Израилем. Та же мысль разделяется и Священными Новозаветными писателями. Иоанн Предтеча уподоблял Иисуса Христа жениху, а себя назвал другом жениха (Иоан. 3:29). То же уподобление освятил в Своих речах и притчах Iисус Христос, назвав Апостолов «сынами брачными», а Себя — Женихом, пребывавшим с ними (Матф. 9:15), а также уподобив призвание народов в Христианскую Церковь званию на брачную царскую вечерю (Матф. 22:1-14), а явление Свое на всеобщий страшный суд явлению жениха к ожидавшим его девам мудрым и юродивым (Матф. 25:1-13). Согласно таковым евангельским уподоблениям и всему ветхозаветному воззрению, Апостол Павел уже прямо уподобляет отношение Иисуса Христа к Церкви брачному союзу: муж глава жены есть, якоже и Христос глава Церкве… мужие любите своя жены; якоже и Христос возлюби Церковь и Себе предаде за ню, да будет свята и непорочна (Ефес. 5:22–29). Обращенных в христианство Коринфян, составивших Коринфскую Церковь, тот же Апостол называеть обрученною Христу девою: обручих вас единому Мужу, деву чисту представити Христови (2 Кор. 11:2). В соответствие, наконец, пророкам, видевшим во всей ветхозаветной истории брачный союз Бога с Израилем, Апостол Иоанн в своем Апокалипсисе изображает не только всю прошедшую историю, но и всю будущую жизнь Христианской Церкви, до самых конечных ея моментов перехода из воинствующей в торжествующую, как жизнь жены, уготованной на брак агнчий, облеченной подобно Суламите Песни песней (1, 9—10; 7, 2,6) в виссон чист и светел (Апок. 19:7–9). — Так, Пятикнижие и Апокалипсис объединяются в этой терминологии и уподоблении, а Песнь песней составляет, согласно и хронологии своего происхождения и месту в ветхозаветном каноне, средину между этими свящ. книгами и дает подробное обоснование этой терминологии. По святоотеческому толкованию, особенно близкая аналогия из всех свящ. книг к Песни песней находится в 44 псалме и его пророчествах. «Я думаю, — говорит блаж. Феодорит, — что Соломон получил мудрость от отца, как от пророка, и научен написать это (т. е. Песнь песней), ибо слышал: „предста царица одесную Тебе… слыши дщи и виждь“ (Псал. 44:10–11)».
Понимаемая, по приведенным библейским параллелям, аллегорически, книга Песнь песней, раскрывает, по православно-отеческому толкованию, положение Закона: возлюбиши Господа Бога твоего всею душею твоею, всем сердцем твоим и всею крепостию твоею (Втор. 6:5), и таковую же безконечную любовь Господа к людям — членам Его ветхозаветной (Ос. 2:19; Ис. 62:5 и дал.) и новозаветной Церкви (Иоан. 3:16). Такою любовью и верою в нее были проникнуты ветхозаветные богоизбранные мужи, особенно псалмопевцы (Псал. 72:23–25) и пророки, предпочитавшие всем благам мира жизнь близ Господа и созерцание Его лица (Псал. 15:11; 16, 15; 72, 25–26) и желавшие увести свой народ в пустыню и Кармильские леса, где бы он жил лишь одною всеохватывающею любовью к Богу (Мих. 7:14; Ос. 2:14). Проникнутые и согретые такою любовью, ветхозаветные праведники иногда, подобно Суламите и ея Возлюбленному (Песн. 2:17; 4, 16; 6, 10; 7, 11–12; 8, 14), удалялись в пустыни и леса и проводили там подвижническую боголюбивую жизнь, напр. Илия, Елисей (3 Цар. гл. 17 — 4 Цар. гл. 6) и многие другие (Евр. 11:38). Богопросвещенным, разрешенным от земных привязанностей и страстей, сердцем они предчувствовали и своим духом, вслед за Авраамом (Иоан. 8:56), созерцали безконечное проявление Господней любви к людям до крестной смерти Единородного Сына Божия. Тем более христианские подвижники любили читать и изучать Песнь песней в таковом изъяснении и признавали «Книгою книг» и «Святым святых» из всех ветхозаветных писаний (Ориген). Поэтому в подвижнических творениях цитаты из этой книги встречаются очень часто. Один из подвижников и глубочайших православных богословов, св. Григорий Нисский составил и лучшее объяснение этой книги в православно-аллегорическом смысле. Воспользуемся им, чтобы понять и определить значение этой книги в каноне свящ. писаний. Приступая к чтению этой книги, он советует «оставить все чувственные помыслы, переменить страсть в безстрастие, угасив всякое телесное расположение, воскипая в сердце лишь пламенною любовью к Богу» (Беседа 1). Очевидно, с таким же настроением читали эту книгу и другие подвижники и находили в ней чистое учение, соответствовавшее их собственной чистоте. Суламита, постоянно удаляющаяся со своим Возлюбленным из шумного Иерусалима в поля и виноградники (7, 11–12), предпочитающая Его любовь всем благам мира (8, 7) — была отобразом подвижников Ветхого и Нового Завета, живших вдали от мира любовью к Богу. Слова ея: я сплю, а сердце мое бдит (5, 2), часто повторяются в подвижнических творениях и советах о постоянном богомысленном настроении подвижников (Добротолюбие т. 5, с. 398 и др.). Слова ея: возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему (1, 16; 6, 3) — также составляют живое отображение высокого подвижнического настроения, проникнутого безпредельною любовью к Богу. Крепка как смерть любовь Суламиты, она пламень сильный, большия воды не могут потушить ея и реки не зальют ея, все богатство дома не сто́ит ея (8, 6–7), — такова же любовь к Богу и высоконастроенных христиан. Златоуст так изображает это состояние «любящих» Господа. «Обратив раз очи на небо и увидев с изумлением тамошнюю красоту, уязвленный такою любовью не хочет опять обратить взор свой на землю: увидев небесные блага, смотрит с небрежением на здешнюю бедность и, живя по необходимости телом с людьми, ни к чему здешнему не обращается душою. Он терпит и делает все ни для чего иного, как только для того, чтобы удовлетворить той любви, которую питает к Богу» (Письмо Златоуста к Стелехию «О Сокрушении»).