И родила Сарра, жена господина моего, одного сына господину моему, когда уже он состарелся, и он отдал ему (все), что имел.
И заклял меня господин мой, говоря: не бери жены сыну моему из дочерей Хананеев, среди коих я живу в земле их.
Но иди в дом отца моего и в племя мое, и оттуда возьми жену сыну моему.
А (я)[355] сказал господину моему: а если не захочет женщина со мной идти?
Тогда он сказал мне: Господь Бог, Которому я благоугождал, Он пошлет Ангела Своего с тобою и благоустроит путь твой, и возьмешь жену сыну моему от племени моего и из дома отца моего.
Тогда будешь чист от заклятия моего, когда дойдешь до племени моего и не дадут тебе[356] (ея), то будешь чист от заклятия моего.
И ныне, пришедши к колодцу, я сказал: Господи, Боже господина моего, Авраама! если Ты благоустрояешь путь мой, который я ныне совершаю,
То вот я стану у колодца с водою, а дочери граждан выходят черпать воду, и девица, которой я скажу: «напой немного меня водою из водоноса твоего»,
Скажет мне: и ты пей, и верблюдам твоим волью, эта (будет)[357] женою, которую назначил Господь рабу Своему Исааку, и по сему я узнáю, что Ты явил милость господину моему Аврааму.
И было: прежде нежели я перестал в уме своем говорить, тотчас Ревекка вышла, держа водонос на плечах, и сошла к колодцу, и почерпнула воды, и я сказал ей: напой меня.
И поспешно она сняла водонос с себя на руку свою и сказала: пей ты, и верблюдов твоих напою; и я напился, и она верблюдов моих напоила.
А я спросил ее и сказал: чья ты дочь? скажи мне. Она сказала: я — дочь Вафуила, сына Нахорова, которого родила ему Мелха. И дал я ей серьги и запястья на руки ея.
И благословил[358] и поклонился я Господу и благословил Господа Бога господина моего Авраама, Который направил меня на истинный путь, чтобы взять дочь брата господина моего сыну его.
Скажите мне: окажете-ли вы милость и правду господину моему или нет? И я обращусь направо или налево.
И сказали Лаван и Вафуил в ответ: от Господа совершилось дело это, не можем сказать против тебя худа или добра.
Вот Ревекка пред тобою, взяв ее[359], уходи, и да будет она женою сыну господина твоего, как сказал Господь.
Когда услышал раб Авраама эти слова, поклонился Господу до земли.
И вынес раб золотые и серебряные вещи и одежды, и дал Ревекке и дары дал брату ея и матери ея.
И ели, и пили, и он и люди, бывшие с ним, и переночевали. А поутру встал он и сказал: отпустите меня, я пойду к господину моему.
Но братья ея и мать сказали: пусть побудет с нами девица дней десять, а потом пойдет.
Он же сказал: не удерживайте меня, ибо Господь благоустроил путь мой для меня[360], отпустите меня и я пойду к господину моему.
А они сказали: позовем девицу и спросим ее лично[361].
И призвали Ревекку и сказали ей: пойдешь ли с человеком сим? Она сказала: пойду.
И отпустили Ревекку, сестру свою, и имущество ея, и раба Авраамова и кто были с ним.
И благословили Ревекку и сказали ей: ты — наша сестра, да будут от тебя тысячи и десятки тысяч и да наследует семя твое города врагов.
Вставши же Ревекка и рабыни ея, сели на верблюдов и поехали с тем человеком. И раб, взявши Ревекку, отправился.
А Исаак пришел чрез пустыню к Колодцу Видения[362], ибо сам жил в стране полуденной.
И вышел Исаак в поле к вечеру размышлять[363] и подняв глаза свои увидел шедших верблюдов.
А Ревекка, поднявши глаза свои и увидев Исаака, быстро слезла с верблюда,
И сказала рабу: кто — этот человек, что идет по полю на встречу нам? И сказал раб: это — господин мой. Она взявши покрывало[364], оделась.
И разсказал раб Исааку все, что он сделал.
И вошел Исаак в дом матери своей, и взял Ревекку[365], и она стала ему женой, и полюбил ее, и утешился Исаак по Сарре, матери своей.
Книга Иова
Введение
Окончив, с помощию Божией, перевод пророческих книг, приступаем к учительным, как наиболее трудным из ветхозаветнаго канона и, кажется, самой трудной, по греко-славянскому и еврейскому тексту, книге Иова.
Общепризнанная у толковников трудность и темнота еврейскаго текста сей книги, множество в нем так называемых apax legomen'ов, объясняемых часто не из еврейскаго, а из других семитических языков, своеобразность в словосочетаниях, своеобразность в течении мыслей, въ выражении их, в терминологии, во всем строе жизни и мышлении описываемых лиц, картинах одушевленной (напр. чудовища 40–41 глл.) и неодушевленной природы (28, 38–39 глл.). и т. п., не имеетъ себе параллелей в других ветхозаветных книгах и очень затрудняет современных толковников и переводчиков и вызывает разнообразие в их трудах, возникающее едва не в каждом стихе, и во всякомъ случае, по нескольку раз в каждой главе этой книги.
Если так затруднителен текст книги Иова для современныхъ ученых, то во сколько раз он был затруднительнее для древнихъ переводчиков, и самых первых из них, LXX толковников? Это всякому легко понять. Поэтому произошло крайнее разнообразие между пониманием и изложениемъ книги Иова у LXX и у современных переводчиков ея с еврейскаго текста, а также и между славянским и русским синодальным переводами. Такая разность произошла, что иногда чуть не половина главы трактует о разных предметах по обоимъ переводам, и как-либо «примирить и объединить» эти переводы совершенно невозможно, неговоря уже о том, что параллельно, в два столбца, напечатать славянский и синодальный переводы было бы крайне соблазнительно. Трудность еврейскаго текста книги Иова была причиною и сравнительной скудости экзегетической литературы на эту книгу.
Таже трудность и темнота еврейскаго текста книги Иова были причиною еще большей темноты и неясности греческаго ея текста. Греческие переводчики, очевидно, были крайне стеснены темным оригиналом и своею задачею «точно до копиизма» передавать его мысль. Поэтому наполнили книгу массою очень неясных выражений, непереведенных евр. слов, словосочетаний, построения предложений, их расположения, соединения и разделения, словосогласований и своеобразных слов и речений, еще нигде не встречающихся. Еще Ориген жаловался, что в книге Иова «шестая часть у LXX опущена», впоследствии она, может быть по рецензии Оригена, заимствована у Феодотиона. Если еврейский текст книги Иова труден, то греческий еще труднее. А кроме того, по еврейскому тексту всетаки есть толкования, а по греческому только очень давняя катэна Олимпиодора, Полихрония, и др. — из 8-го века. Наш славянский перевод сохранил все трудности греческаго текста, увеличив их еще своим «копиизмомъ» въ склонениях, спряжениях, словосогласованиях, в родах и числах: где все словосочетания уместны по греческой грамматике (dativus instrumentalis), там неуместны по славянски, где по гречески уместен один род, — там по славянски должен бы быть другой, погречески глаголы требуют одного падежа, а по славянски другого; но по «копиизму» соблюдено полное «единство», причинившее и крайнюю темноту славянскому переводу. Если на греческий текст есть, хотя бы и старинное, пособие — катэна, то на славянский перевод и этого нет. Мы нашли лишь на первыя 20 глав пособие г. Троицкаго и на некоторые стихи, читаемые в паремиях страстной недели (1 и 2 гл. 38, 1 — 22. 42, 1–6. 12–17), у Преосвв. Виссариона и Порфирия. А в большинстве должны были идти собственным довольно тернистым путем, по нескольку разъ изменяя и переделывая свой перевод и оставляя улучшение его своимъ преемникам…
360
Слав.
363
Греч. — слав.