Такая система, приемлемая при наличии небольших племен, подавленных сознанием своего низкого положения, не годилась во время войны. Ариец, который в силу своего «авантюрного» характера в основном пребывал в ситуации постоянных конфликтов, имел достаточно здравого смысла, чтобы найти способы сочетания системы и своей личной независимости. Когда нужно было выступать в поход, между вождем и воинами устанавливались особые отношения, совершенно чуждые принципам политической организации. Известный воин приходил на общий сбор и предлагал себя в качестве командующего предполагаемой экспедиции. Иногда, особенно в случае нападения, он делал это прямо, а в других обстоятельствах только предлагал план. Такой кандидат на командование подкреплял свои претензии прежними подвигами и в любом случае обещал, в качестве наиболее убедительного аргумента, всем остальным индивидуальные преимущества. Так начиналось обсуждение и соревнование между кандидатами.
Ясно, что требовались большое красноречие и прошлые заслуги, чтобы получить право командовать. От них, как, скажем, от дроттинов или граффов, не требовалось знатного происхождения, но необходимо было иметь воинский талант, а еще больше безграничный либерализм в отношении простых солдат.
Но как только арийцы убеждались, что претендент имеет все необходимые качества, и вставали под его знамена, сразу устанавливался другой порядок отношений между ними 15). Свободный ариец, абсолютный господин своего одэла, на некоторое время отказывался от большей части своих привилегий и переходил в подчинение к своему начальнику, который мог распоряжаться даже его жизнью.
Если поход был удачным, то вся дооыча предназначалась военачальнику, но тот должен был поделиться со всеми, причем не просто в силу данных им обещаний, но с исключительной щедростью. Нарушить эту традицию было и политически опрометчиво, и опасно. В скандинавских сагах знаменитых военачальников называют «противниками золота», потому что они не имели права иметь его, «хозяевами на пиру героев», потому что они должны были принимать воинов в своем жилище, усаживать их за стол, щедро угощать и одаривать богатыми подарками. Только таким путем можно бьшо сохранить их лояльность и верность и тем самым поддержать свой авторитет. Скупой и себялюбивый вождь быстро оставался в одиночестве и забывался в памяти соотечественников. Здесь мы видим сходство между необходимыми качествами военачальника и идеалом арийско-индус-ского главы семьи, как это описано в «Рамаяне».
Мы видели, как военачальник распоряжался добычей: золотом, оружием, лошадьми, рабами. Но когда, обладая этими привилегиями, он оказывался властителем целой страны, принцип щедрости выражался по-иному. Завоеванная страна получала название «рик», т. е. «находящаяся в полном владении»; исконно арийские земли не принимали такое название, поскольку считали себя свободными. Например, Норвегия и Исландия никогда не носили названия «рик», между тем как существовала Гардарика и другие германские земли в Европе, в названиях которых была эта частичка. В стране «рик» местное население находилось под абсолютной властью военачальника-победителя, который назывался «конунг»: воинский титул, залог власти, который не принадлежал ни дроттину, ни граффу и который суверены северных стран стали присваивать себе только гораздо позже, потому что они властвовали в провинциях, которые не были завоеваны ими.
Итак, «конунг», немецкий «kenig», «king» у англосаксов, короче «царь» 16), верный обязательству обеспечить своим людям такие же привилегии, какие имел он сам, предоставлял им земельные наделы. Но поскольку воины не могли унести с собой такие «дары», они пользовались ими, пока оставались верными своему предводителю, и такая ситуация предполагала некоторые обязанности, отсутствующие в системе одэла.
Такое владение называлось «феод». Оно давало больше преимуществ, чем первая форма владения, для развития германского могущества, потому что принуждало независимого арийца подчиняться авторитету верховного властителя. Таким образом, подготавливались основы для сочетания прав гражданина и государства, не ущемляя одних за счет других. Южные семитизированные народы не имели никакого представления о таком балансе, поскольку у них государство держало в своих руках все права.
Введение феода давало также побочные результаты, о которых стоит упомянуть. Царь, выделявший феод, и воин, получавший его, были заинтересованы в укреплении существующего порядка вещей. В глазах первого это был временный дар, который мог вернуться к нему в случае смерти землепользователя или его измены, что случалось довольно часто. В предвидении такой возможности феод должен был оставаться в надлежащем состоянии, чтобы можно бьшо передать его новому владельцу. Для второго — владение землей имело свои преимущества, т. к. приносило доход, а поскольку у него не бьшо ни времени, ни желания заниматься земледелием лично, он отдавал надел в пользование прежним владельцам. Это была мудрая практика, которую часто использовали дорийцы и фес-салийцы. В результате германские завоевания, несмотря на эксцессы первых моментов, возможно несколько преувеличенные под продажным пером римских историков, проходили довольно мягко и гуманно для местного населения, и их нельзя сравнить с жестокой колонизацией легионеров и тиранством проконсулов во времена, когда Рим находился в расцвете своей цивилизации.
В целом требования германцев, пришедших в страны, находившиеся под римским владычеством, ограничивались захватом третьей части земли. Бургундцы в этом смысле поступали более сурово: они забирали половину дома и домашнего участка, две трети возделываемой земли, треть рабов, а леса оставались в общем пользовании.
На первый взгляд феод как вознаграждение за ратные труды, свидетельство проявленного мужества, должен был примирить воинственные расы, ревниво относившиеся к до быче, но это было не так. Военная служба на содержании многим была не по душе, особенно людям высокого происхождения. Они считали унизительным получать подарки из рук равных себе, а порой даже от тех, кто был ниже их по рождению. Все преимущества такого положения блекли в их глазах в сравнении с потерей, пусть и временной, своей независимости. Когда им не удавалось командовать самим, они предпочитали принимать участие только в походах местного значения, которые они могли осуществить силами своего одэла.
Довольно странно слышать от известного римского историка суровое осуждение в адрес германских рас, главным образом того, что касается отношения к воинской службе; он отказывает готам Германрика и франкам первых Меро-вингов во всяком понятии о политической свободе. Но не менее грустно видеть, как сегодняшние англосаксы, последняя германская ветвь, деградировавшая, однако сохранившая остатки достоинств древних германских воинов, живущие в Кен: тукки и Алабаме, забыли заветы своих славных предков и Политика Ирминона и толпами стремятся попасть на содержание пионеров и попытать счастья среди аборигенов Нового Света в опасных прериях дикого Запада.
В прошлом ариец-германец, владелец одэла или феода, не обладал торгашеским духом славянина, кельта и римлянина. Сознание своей собственной ценности, стремление к изоляции от толпы — вот что питало его поступки и его мысли. Когда не приходилось участвовать в походах, он старался отделиться от остальных, и воинская служба для него была чем-то вроде соглашения между солдатом и генералом. Очень ревниво относившийся к своим правам и прерогативам, он ни на йоту не отступал от них, не считая временных обстоятельств. Он зорко следил за своей выгодой, и будучи постоянно озабоченным своей личной жизнью, не был патриотом в материальном смысле и не испытывал особой привязанности к земле, на которой родился. Он был привязан к окружающим людям, но только в смысле личных отношений, и легко менял местожительство. В этом одна из разгадок рыцарского характера средневековья и причина безразличия, с каким англосакс Америки без сожалений покидает свою родину и продает или меняет землю, полученную в наследство от отца.
В такой же степени ариец-германец безразличен к национальности и относится к этому в зависимости от того, каким образом это касается его персоны. Поэтому он лишен национальных предрассудков. Поэтому он издавна питал к кимрийцам и славянам, которые его окружали, уважение сообразно их воинским достоинствам или другим талантам. С первых дней своих завоевательных походов ариец водил на войну свой одэл, а еще охотнее свой феод. Он сам был на службе у военачальника, и его добычу и почести делили с ним его люди. Более того, он давал покоренным богатеть и становиться равными ему самому. Еще до V в. эти великие принципы принесли свои плоды, о чем мы поговорим ниже.