Неспособные вести войну, лишенные земли, со всех сторон окруженные невероятной американской мощью, а с другой стороны, обращенные в религию своих властителей, причем, как я полагаю, добровольно, третируемые с мягкостью своими духовными наставниками и убежденные в необходимости трудиться по примеру своих учителей, хотя бы для того, чтобы не умереть с голоду, туземцы могут сделаться земледельцами. Им остается усвоить идей, которые каждодневно практикуются вокруг них.
Как же низко надо низвести умственные способности даже самой чахлой ветви человеческого рода, чтобы умиляться при виде того, что имея терпение и умело играя такими свойствами человеческой натуры, как гурманство и воздержанность в пище, удается научить полулюдей-полуживотных тому, что не было заложено в их инстинктах. Когда сельские ярмарки заполнены учеными зверями, которых заставляют выделывать разные трюки, стоит ли удивляться тому, что люди, подвергнутые суровому воспитанию и изначально лишенные всякой возможности избежать его, научаются исполнять те функции цивилизованной жизни, которые в диком состоянии они могли бы, в конечном счете, понять и воспринять, даже не имея желания практиковать их? Ведь это равносильно тому, что поставить этих людей гораздо ниже собаки, наученной играть в карты, или лошади, разбирающейся в гастрономии! Так, из желания превратить случайные факты в аргументы, свидетельствующие о разумности тех или иных рас, появляются подобные доказательства, нелицеприятные для тех, в пользу которых они, якобы, выдвинуты.
Я знаю, что очень эрудированные и ученые люди положили начало такой неумеренной реабилитации, заявив, что между некоторыми человеческими расами и большим отрядом обезьян не существует четких различий, если не считать нюансов. Поскольку я, безусловно, отвергаю это оскорбление, мне будет позволено сказать следующее: в моих глазах человеческие расы неравны, и вместе с тем я не думаю, что хоть одна из них близка к животным. Самое последнее племя, самая неразвитая разновидность человеческого рода способна, как минимум, к подражанию, и если взять даже бушмена, можно развить у него, или его сына, или в крайнем случае внука, достаточно умственных способностей для того, чтобы он мог научиться сложному ремеслу. Но следует ли из этого, что нация, к которой принадлежит этот человек, может создать цивилизацию, подобную нашей? Считать так — значит рассуждать поверхностно и делать поспешные выводы. Есть большая разница между навыками в ремеслах и искусствах, явля ющихся продуктами какой-то цивилизации, и самой цивилизацией. Тем не менее миссионеры-протестанты, единственное звено, связывающее племя обращаемых дикарей с цивилизаторским центром, пытаются выполнить эту непосильную задачу. Но могут ли они вложить в головы подопечных социальные науки? Я в этом сомневаюсь, и если вдруг порвется связь между американским правительством и духовными наставниками в случае с племенем чероки, то через несколько лет мы увидим на фермах аборигенов совершенно новую ситуацию — результат смешения белых поселенцев с краснокожими.
Часто упоминают негров, научившихся музыке, негров, которые служат в банках, которые умеют читать, писать, считать, танцевать и разговаривать не хуже белых; ими восхищаются и делают вывод, что эти люди способны на все! И одновременно с восхищениями и выводами те же самые авторы удивляются контрасту между нашей цивилизацией и цивилизацией славянских народов. Они скажут, что русские, поляки, сербы, хотя они и ближе к нам, чем негры, цивилизованы только частично; они будут утверждать, что у славян только высшие классы разделяют наши мысли и идеи, в основном благодаря примеси английской, французской, немецкой крови, и не преминут отметить врожденную неспособность масс влиться в систему западного мира, хотя эти массы приняли христианство много веков назад, а некоторые даже раньше нас! Итак, существует большая разница между подражанием и убеждением. Подражание не всегда предполагает существенный разрыв с социальным наследием, а настоящее присоединение к какой-нибудь цивилизации происходит тогда лишь, когда народ оказывается в состоянии прогрессировать сам по себе без посторонней помощи. Вместо того, чтобы умиляться способности дикарей управлять каретой или читать, если их этому научили, пусть покажут нам хоть одно место на земле, где жители веками сосуществуют рядом с европейцами и где идеи, институты, нравы наших наций были бы настолько хорошо усвоены вместе с нашими религиозными доктринами, что там наблюдается такой же естественный прогресс, как в Европе; пусть покажут хоть одно место, где печатный станок дает такие же результаты, как у нас, где наши науки совершенствуются, где наши открытия находят новое применение, где наша философия порождает новую философию, новые политические системы, искусства, книги, статуи, картины!
Ну да ладно, я не настолько требователен и привередлив. Я уже не требую, чтобы вместе с нашей верой чуждый нам народ впитал в себя все, что составляет нашу индивидуальность; я допускаю, что он может ее отвергнуть и выбрать для себя другой для подражания пример. Пусть так! Но пусть мне покажут такой народ, который в тот момент, когда он осознает душой истинность Евангелия, в следующий понимает, что его земное существование также ничтожно и неправильно, какой была совсем недавно его духовная жизнь; пусть я увижу, как он сам по своему желанию создает для себя новый социальный порядок, исходя из собственных идей, бывших до сих пор бесплодными, и переосмысливая чужой опыт. Я жду, когда это произойдет — пусть только такой народ отыщется. Но, увы, пока ни один даже не пытался это сделать. Ни в одной исторической эпохе не существует нации, пришедшей к европейской цивилизации в результате принятия христианства, ни единой, которую это выдающееся событие привело к самостоятельному развитию.
Но зато я вижу в обширных землях Южной Азии и в некоторых районах Европы государства, которые образовали несколько групп, представляющих различные религии. Вражда рас будет неизменно существовать рядом с враждой культов; и отличить ставшего христианином патана от обращенного индуса так же легко, как сегодня отличают русского из Оренбурга от кочевников, также принявших христианство, среди которых он живет. Повторю еще раз: христианство не есть цивилизующая сила, и оно сто раз право, что таковым не является.
Примечания к главе
1) Деяния Апостолов, II, 4,8,9,10,11.
2) Я не собираюсь вступать в дискуссию с Причардом, но хочу сослаться на Токвиля, который в своей блестящей книге «О демократии в Америке» так пишет о чероки: «Быстрому усвоению индейцами европейских привычек способствовали метисы. Не забывая предков, не отказываясь полностью от диких обычаев своей расы, метис формирует естественную связь между цивилизацией и варварством. Всюду, где много метисов, дикари постепенно изменяют свое социальное устройство и свои нравы». К этому Токвиль прибавляет, что даже будучи метисами, а не аборигенами, в скором времени чероки и криксы все равно исчезнут под натиском белых.