Однако в игре законов, определяющих этническое смешение, есть нечто настолько фатальное, что осуществись такая гипотеза, произошло бы простое нарушение синхронизма.
Культура наподобие той, что царила с X по XIII в., началась бы гораздо раньше и продолжалась бы намного дольше, потому что чистота германской крови также продержалась бы дольше. Тем не менее эта культура, в конце концов, истощила бы самое себя в результате контактов, абсолютно аналогичных тем, которые ее породили. Социальные потрясения произошли бы в другие времена, но были бы все равно неизбежны. Короче говоря, иными путями человечество в любом случае пришло бы к тому, что мы имеем сегодня.
Перейдем к массовому появлению германцев в романской среде, к тому, как оно происходило и каким образом надо судить о нем.
Для того, чтобы обеспечить государству хранителей крови, императоры тевтонской расы имели в своем распоряжении надежнейшее средство, которое передали им их римские предшественники. Они научили их искусству управлять республикой, которому сами обучились у греков, а те через персов заимствовали его в политике самих древних ниневийских государств. Это средство, настолько же старое, насколько универсальное, заключается в том, чтобы внедрять в среду населения, чья лояльность или воинская способность вызывают сомнение, чужеродные элементы, которые в зависимости от обстоятельств служат для защиты или сохранения.
В лучшие времена своего могущества сенат часто прибегал к такому средству, как и первые Цезари. Всю Галлию, Британию, Гельвецию, иллирийские провинции, Фракию заполнили банды солдат, отпущенных со службы. Их женили, их снабжали сельскохозяйственным инвентарем, им давали землю, им внушали, что их судьба, судьба их семьи и поддержка Рима в той или иной стране — это одно и то же. И это было понятно и очевидно для всех, судя по тому, как определялись права на землю новых жителей. Эти права заключались в воле власти, которая изгоняла прежних собственников и водворяла на их место ветеранов. Последним, чтобы оградить себя от претензий предшественника, ничего не оставалось, кроме как отдаться на милость правительства, которое их поддерживало. И эту поддержку можно было получить только ценой безграничной преданности.
Такое сочетание причин и следствий было на руку политикам древних времен. В этом состояла их мудрость, и если кто-то осмеливался жаловаться, общественная мораль тут же поднималась в защиту системы, полезной для государства, освященной законом и, кроме того, всегда и везде используемой человечеством.
Со времен первых Цезарей были внесены некоторые изменения в этот простой механизм, бездушный и брутальный в своей простоте. Опыт показал, что поселения италийских, азиатских и даже южно-галльских ветеранов недостаточны для защиты северных границ от набегов слишком опасных соседей. Романизированные семьи получили приказ отойти от границ, а всем германцам, численность которых была значительна, дали возможность распоряжаться опустевшими землями, что было несколько оскорбительно для самолюбия римского народа, зато обещало немалые выгоды в виде поддержки легионов против возможного нападения врагов империи.
Таким образом, по воле имперского правительства тевтонские народы были расселены на римских территориях. От этого ожидали так много выгод, что вскоре к первым переселенцам, искателям приключений, добавили и военнопленных. Покорив какое-нибудь германское племя, Рим приручал его, превращая в пограничную стражу единственным способом — лишив его родной страны.
Другие варварские народы с ревнивой завистью наблюдали столь соблазнительную ситуацию. Даже не думая о преимуществах, на которые могли рассчитывать эти новоявленные римляне, не замечая блестящих возможностей, при которых эта элита вершила судьбы вселенной, они видели, что люди, подобные им, давно обладают богатым культурным фондом, имеют доступ к огромному количеству товаров и наслаждаются плодами социальных достижений. Этого было бы достаточно, чтобы набеги стали более мощными и частыми. Получение наделов стало мечтой многих племен, уставших копаться в лесах и болотах.
Но, с другой стороны, по мере того, как набеги усиливались, положение германских переселенцев становилось менее прочным. Завистливые соперники считали их более богатыми, а те чувствовали себя в опасности. У них нередко возникала мысль протянуть руку дружбы своим собратьям вместо того, чтобы воевать с ними. При этом они обеспечили бы мир и объединились против настоящих римлян, находившихся под их сомнительной защитой.
Германизированная императорская администрация почувствовала опасность, и чтобы избежать ее, не нашла ничего лучшего, кроме как предложить им следующие изменения в их статусе.
Отныне они будут считаться не просто колонами, а солдатами на службе в армии. Следовательно, к тем привилегиям, которыми они уже пользуются, прибавится еще военное жалование. Они станут частью воинских соединений, а их вожди будут получать воинские звания, почести и оплату, полагающуюся римским военачальникам.
Эти предложения были приняты с радостью, как и следовало того ожидать. Те, кого они касались, теперь думали только о том, как выгоднее использовать слабость империи. Что касается внешних племен, у них появилось еще большее желание получить романские земли и сделаться римскими солдатами, генералами, правителями провинций, императорами. Теперь в цивилизованном обществе в том состоянии, до какого его довел ход событий, начались соперничество и конфликты между «внутренними» и «внешними» германцами.
В этой ситуации правительству приходилось без конца расширять поселения, и скоро границы империи стали внутренними землями. Народы, которым была доверена защита рубежей, часто вступали в сговор с агрессорами. В конце концов император утверждал такие соглашения, и новые солдаты вставали под знамена империи, т. е. поступали на ее содержание, и для них надо было искать обещанные земли во всех провинциях. В силу старых традиций Италия была освобождена от обязанности предоставлять земельные наделы, но с Галлией не церемонились. Тевтонов селили в Шартре, батавийцев — в Байе, суэвов — в Клермоне; аланы и тайфальцы заняли окрестности Отуна и Пуатье, франки обосновались в Ренке. В Британии многочисленные поселенцы-варвары стали называться «gentiles», т. е. «люди благородного звания». Романизированные галлы узнали гнет императорских сборщиков налогов. И они вынуждены были тесниться, уступая место бургундцам или сарматам.
При этом следует иметь в виду, что по римским понятиям такая смена собственника была абсолютно закон ной. Государство и император, в качестве его представителя, имели право делать в империи все: для них не существовало морали — в этом заключался семитский принцип. Поэтому варвары получали земли на законных основаниях. В любое время мог объявиться новый владелец — и все это согласно тому самому праву, которого когда-то добивались романизированные кельты именем суверена.
К концу IV в. почти все римские земли, кроме центральной и южной Италии — потому что долина По была уже отдана в концессию, — оказались заняты северными поселенцами, большая часть которых получала жалование и называлась военнослужащими империи с обязательством, кстати, плохо исполнявшимся, вести себя мирно. Эти воины быстро перенимали привычки и нравы римлян, они оказались очень сообразительными и, приобщившись к оседлой жизни, превращались в самую активную, умную, самую христианскую часть населения.
Но до самого V в. на этих землях, как внутренних, так и приграничных, германские поселенцы проживали отдельными группами, и огромная масса, скопившаяся на севере Европы в течение многих столетий, только начинала растекаться тонкими ручейками сквозь плотины романского мира. И вдруг она прорвала все преграды и устремилась мощным потоком на это несчастное общество, которое давно нуждалось в полной перестройке.