Впрочем, существование деспотического государства без главы не так абсурдно, как это кажется на первый взгляд. В римской системе монархической наследственности никогда не было, а выборы верховного правителя — сенатом, народом или армией — были единственным фактором поддержания государства. В такой ситуации признаком политической жизни служит не преемственность трона и не социальная система: единственный критерий — это мнение живущих в данном обществе людей на сей счет. И неважно, что это мнение основано на отдельных фактах, например, существование вековых институтов, немыслимая вещь в вечно меняющемся обществе, или пребывание власти в одном и том же месте, что также маловероятно: достаточно того, чтобы убежденность на сей счет была основана на совокупности идей, пусть преходящих и отвлеченных, но таких, которые, вытекая друг из друга, создают впечатление длительности, которые умирают и постоянно сменяются новыми.
Это было нормальным явлением в романском мире, поэтому когда Одоакр объявил персону императора Запада ненужной, никто не подумал о том, что после этого западная империя перестала существовать. Все полагали, что наступает новая стадия; как прежде римское общество управлялось сначала людьми, не имевшими титула, затем теми, которые взяли себе имя Цезарь, или другими, которые установили разницу между Цезарями и Августами, или, нарушив единство власти, ввели двуглавую, потом четырехглавую власть, точно так же теперь народ считал, что империя переходит от прямого направления, представленного Константином, к власти германских чиновников. Таким образом, Одоакр совершил не что иное, как дворцовый переворот, не имевший больших последствий, что доказывается последующим поведением Карла Великого во время восстановления титула носителя короны в его лице.
В 475 г. царь геркулов лишил трона сына Ореста, а эпоха межцарствия закончилась в 801 г., когда на трон сел Карл Великий. Между этими двумя событиями прошло около четырех столетий, которые могли стереть в памяти людей прежнюю форму правления. Однако особенности той нестабильной эпохи не позволили предать эту форму забвению. Карл Великий восстановил трон потому, что ему не пришлось восстанавливать ни основу, ни форму старых институтов; он просто снова взял на вооружение один из механизмов, которые в прошлом функционировали в империи. Империя и весь романский мир выстояли перед лицом варварства в том числе и стараниями сына Пепина, так что его коронование стало признанием этого факта.
Ситуация значительно улучшилась после четырехсотлетнего беспорядка. К началу этого нового периода большинство германских наций были сильно ослаблены или поглощены романской массой, некоторые вообще перестали существовать как отдельные группы. Висиготы уже не проводили никакого правового различия между собой и своими подданными, которое могло напоминать об этническом неравенстве. Лонгобарды и некоторые другие сохраняли такое различие, но в целом было ясно, что варварский мир имел в империи другой влиятельный представительный элемент в лице франков, которые после нашествия австразийцев стали самым могущественным из всех родственных народов. То есть превосходство перешло к франкам.
Поскольку франки доминировали, а союз между варварством и романским миром находился в такой стадии, что прежние конфликты потеряли остроту, империя могла снова иметь властителя. И этим властителем не мог не быть германец, т. е. франк, а среди франков — только австрази-ец, король австразийцев: одним словом, Карл Великий. Этот князь, принимавший прошлое во всех его проявлениях, подходил для роли наследника императоров восточной империи, скипетр которых недавно перешел по наследству в женские руки, что было неприемлемо для Запада. По этой причине он реставрировал прошлое. Кроме того, он пользовался поддержкой римского народа и Церкви 4).
До него варварство сдержанно относилось к романскому миру и не отступало от этого, пока сохранялась сама сущность варварства. После появления сильных тевтонских народов до начала средневековья в X в., т. е. практически в течение шести веков, сформировалась другая социальная теория, гласившая, что романский мир — это социальный порядок. Варварство — лишь эпизод, славный, но все-таки преходящий.
Если бы мудрецам той эпохи задали вопрос: какая из двух систем должна пережить и поглотить другую, те высказались бы в пользу романского мира. И так действительно думали в те времена. Может быть, их мнение было ошибочным? Да, в том смысле, что они неправильно представляли себе будущее, которое у них было слишком похожим на прошлое; но в сущности, они ошибались так же, как ошибался в своих расчетах Христофор Колумб, когда открыл Новый Свет. Генуэзец ошибался, согласно тогдашним представлениям о времени и пространстве. Он ошибался насчет природы своих предстоящих открытий. Земной шар был не гак мал, каким его считали, земли, к которым он стремился, не были частью китайской империи, и там не говорили по-арабски. Все эти суждения были абсолютно ложными, но это не упраздняло главной предпосылки. Посланец двух католических королей был прав, утверждая, что на западе есть неизвестная страна.
Точно так же романский мир ошибочно считал свою культуру последним словом в истории, он ошибочно видел в варварстве только временную и досадную аномалию, но был прав, объявляя о скором появлении нового порядка вещей, о котором нельзя было сказать ничего определенного, но который представлялся прекрасным. Несмотря на все эти ошибки и мечтания, жестоко опровергаемые фактами, люди той эпохи предвидели, что романский мир, или романский дух, как выражение огромной массы людей, превосходящей по численности мир варварский, в конце концов источит своего завоевателя, как волны истачивают скалу, и переживет его. Германские народы не могли не раствориться в обломках окружающих их рас и не потерять всей своей энергии. В этом заключалась истина, это подсказывал римлянам инстинкт. Но повторяю еще раз: эти перемены должны были происходить настолько медленно, что это было невозможно представить, тем более, что их ареной являлась огромная территория. Итак, остается добавить, что германские элементы были обречены на растворение в общей массе других этнических элементов, но они не исчезли.
Прежде считалось, что всякое общество состоит из трех первоначальных классов, представляющих разные этнические группы: знать, представительница расы-победительницы, буржуазия, состоящая из метисов, близких к правящей расе, народ, угнетенный в той или иной степени и принадлежащий к низшей разновидности человечества — негры на юге, финны на севере. Но всюду и всегда эта классификация претерпевала изменения, т. к. постоянно возникали новые этнические категории и социальные слои. Однако сама идея жива до сих пор, и сегодня она более актуальна, чем раньше.
Поскольку этническое превосходство исчезает, отрицается существование соответствующих институтов, которые пережили его. Отменяется национальное название завоевателей, вводится название покоренных народов, кроме того, упраздняется аристократическое могущество. Растет неприязнь к рабству, которое вначале ограничивается, затем отменяется полностью. Увеличивается хаос в социальной структуре, которая все больше идет к принципу равенства. Одним словом, цель в том, чтобы опустить высшие слои и возвысить низшие. Итак, возьмем германское общество в период с V по IX в. и рассмотрим королевскую власть.