— Тоже раз в неделю?
— Нет, два! Да, вы понимаете, товарищ капитан, некогда нам! Сначала казарму обустраивали, потом укрепления начали строить, а еще вечные караулы и наряды в гарнизон [301].
— Еще и наряды в гарнизон?
— Мы недавно в Бресте, — тихо ответил Антон Ильич, уже жалея, что пустил чужого капитана в батальон. Но тот на полевой сумке уже начал писать записку их старшему лейтенанту.
— В гости приглашаю. На баньку с паром, и пусть зама захватит. И обязательно вас, вы же тут самый главный старшина? — приветливо улыбнулся Ненашев.
Вот как получилось, есть чем привлечь любого из соседей. Бани нет и в самой крепости. Ходил народ в город или на месте мылся в тазике из чайника.
— Да, товарищ капитан, — старшина лишь усмехнулся в ответ. Визитер заранее знал, что абы кого дежурить по батальону не поставят.
— Всего доброго, Антон Ильич.
Они в Бресте недавно, это Панов знал. Дивизию в апреле буквально втиснули в Брест. И что, надо считать данный факт причиной срыва учебной тревоги? В лучшем полку майора Казанцева в ночь тридцатого апреля тоже в казармах не оказалось командиров. Опять, товарищ Сталин виноват?
Капитан, отъехал от форта метров на сто и мрачно посмотрел в его сторону. Затем вылил на голову половину фляги. Я люблю тебя, жизнь, ну а ты меня — снова и снова.
Все, надо стреляться. И Панов поехал на винтовочный полигон, учить себя и других, как надо палить из противотанковой пушки.
Ненашев не ошибся, называя его «винтовочным». Все по взрослому, но вместо снаряда в пушке — винтовочный ствол из которого летит, для лучшей имитации, разрывная пуля. Похоже на миниатюрный взрыв снаряда, да и команды подавались «как в бою».
Решив проверить, как у Ненашева идут дела, полковник Реута никого не застал. Весь батальон, кроме охраны лагеря и дежурного наряда в еще шесть утра убыл на полигон.
«Может, это и к лучшему», — начальник штаба неторопливо обошел все хозяйство.
Удовлетворенно отметил, что капитан слово держит, да и людям создал сносные условия для жизни. При нем в повозку грузят термоса с обедом и распоряжаются насчет бани. Запариться не дадут, но смыть грязь и пот под душем обязательно.
В отличие от пограничника, Реута попал и в большую палатку.
— Иван, — он обратился к дежурившему сегодня бывшему адъютанту, — что можешь сказать о комбате? Как он тебе?
— Товарищ полковник, я не жалею.
«Уклончивый ответ», покачал головой полковник.
— Я знаю, что не жалеешь. Лучше скажи, как он здесь тактические занятия проводит.
— Сам давно не проводит, чаще приходит на разбор. Дает утром конверт с заданием, руководит всем начальник штаба Суворов. А за фашистов…, — младший лейтенант замялся, потому что считал, что сболтнул лишнего — Извините, товарищ полковник, за «империалистов» играет командир саперов капитан Манин.
— Он что, и их припряг?
— Им же интересно, — выкручиваясь, пожал плечами Иван, и попытался свернуть разговор в сторону, — А еще Ненашев нам наглядно показал, как начнут прорывать нашу оборону штурмовыми группами, используя в них саперов и артиллерию…
— Да знаю я, — полковник махнул рукой, — И что, для вас это — откровение?
На Карельском перешейке боец с ящиком тола за спиной соревновался в эффективности с двухсот трех миллиметровыми гаубицами, прозванных финнами «сталинскими кувалдами». Есть за что. Ее фугасный снаряд весит центнер, а бетонобойный — полторы сотни килограмм [302].
Младший лейтенант покраснел, то же говорил и Ненашев, комментируя статьи из газет. Любил он постоянно спрашивать: почему не читаете? Чем думаете? Кто вам мешает? Но капитан постоянно добавлял, что нет панацеи в современной войне. Для немцев это средство, чтобы быстро преодолеть позиционную оборону.
— Так, этого нет в Уставе.
— Скоро будет — сказал Реута и задумчиво начал рассматривать на доске штатную схему пехотной дивизии вермахта.
То, что изменения в Боевой устав сорокового года на подходе, он знал. Комиссия поработала, проект утвердили, осталось подписать и сдать в печать. Но откуда Ненашев знаком с материалами?
— Что это такое? — начальник штаба ткнул пальцем в один из квадратов.
— Артиллерийский полк.
— Чей? Что-то не пойму.
— Полк «империалистов», товарищ полковник, — сделал честные глаза Иван.
— Ага, в сантиметровых калибрах? Не делай дурака из начальства, — буркнул Реута с сарказмом, заставляя бывшего адъютанта покраснеть, и направился к выходу.
Кто бы капитана ни учил, надо пользоваться моментом. Свободные палатки сразу навели на мысль, устроить ли здесь «курсы стажировки» для новых командиров.
Если пополнение задерживалось, то число людей с кубиками и шпалами в укрепрайоне росло каждый день. Артиллеристов меньше всех. Страшный, нет, жуткий дефицит! Больше присылали с малиновым цветом петлиц, пехотных командиров. Как они смогут корректировать огонь с закрытых позиций?
Да, имел УР и для пулеметчиков особую специфику. Вести огонь по площадям, словно из пушек. И Ненашев об этом знал.
Давно, еще до «Ваньки-ротного», написан «Чижик с характером» [303]. А еще раньше предусмотрели на щитке «Максима» слева, чуть внизу, специальный вырез [304]. Для того, чтобы не мешал работать с прибором точной горизонтальной наводки.
Метод известен еще с Первой мировой войны, но требует индивидуального подхода и долгой практики наводчика. Тут вам и оптический прицел для «максима», квадрант-угломер, а еще — умение считать правильно и быстро [305].
Сам принцип прост. Дистанция эффективного огня из пулемета примерно километр. На половине пути пуля уйдет вверх на высоту человеческого роста, а у цели опять снизится на нужный уровень. Где сидит расчет враг не видит, его наводит корректировщик. Для дота самое то. Пулемет установлен стационарно, сливаясь весом с бетонной массой, значит, наводится точнее, меньше влияет отдача. Но белку в глаз не убить. Любое доброе дело не остается безнаказанным. Стрельба по площадям означает огромный расход патронов.
Новых людей следовало подтянуть в первую очередь. А тут, прямо царский подарок. «Командирский ящик», фотографии техники «империалистов», неказистые, выполненные от руки, но тактические схемы.
Даже саперы, готовые подсказать, как правильно можно взять их доты. А чем их Ненашев купил, Реута понял и улыбнулся. За испорченную палатку деньги с Ненашева обязательно вычтут.
— А что, капитан совсем не проводит занятий по «строевой»? — попавшийся им навстречу боец старательно отдал честь, но не было в нем ни капли вышколенности.
— Почему? На занятия и прием пищи обязательно строем.
— Но этого же совершенно не достаточно. Как они будут ходить?
Иван промолчал. То же сказал старший лейтенант Суворов.
«Ногами, — буркнул тогда Ненашев, — Надо вначале научаться ползать».
— Товарищ полковник. Объясните, зачем это надо на фронте?
Младший лейтенант не стал пересказывать анекдот капитана по верблюдов, пребывающих в московском зоопарке и все сокрушавшихся о бесполезности в данном климате прибамбасов в виде горба и толстых копыт.
Реута поморщился:
— А как вы собираетесь предъявить батальон в лучшем виде?
— Сможем, в наипрекраснейшем, — улыбнулся младший лейтенант. Его новый начальник точно имел опыт работы с комиссиями.
А Панов помнил историю.
Эксперимент, когда за четырнадцать дней немцы слепили из толпы рекрутов полноценную роту, закончился. Их построили и поблагодарили: Германия может гордиться такими солдатами, и вы поедете служить в лучшие части.
— Вы, ребятки, играми занимались две недели! Забудьте про это! — ротный фельдфебель был в бешенстве от присланного дерьма, — Вы штафирки! Но мы сделаем из вас людей. Вы научитесь правильно стоять и ходить!
301
[300]= по мемуарам ветеранов и в 1943 г. львиную долю (50–70 % в неделю) занимала в лагере суточная караульная служба (см пример: В. Орлов "Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва: от Белоруссии до Эльбы" М.Яуза: Эксмо, 2010).