Выбрать главу

Сизые московские голуби обосновались на подоконнике и заворковали о чем-то своем. "Странно, - подумала Марион, - в каждом городе голуби разные. В Москве они совсем не такие, как на крышах Парижа".

Марион ничего не ответила Лене. Но Лена, похоже, не нуждалась в ее ответе. Она как будто разговаривала сама с собой.

Марион, не дожидаясь, пока брат закончит свою работу, отправилась домой, в его квартиру. Около двери квартиры сидела девушка небольшого роста, с восточным разрезом глаз.

- Вы кого-то ждете? - спросила Марион по-английски.

Китаянка ответила на довольно хорошем английском, что ждет уже несколько часов, потому что Жан-Клод пригласил ее к семи, а сейчас уже десять.

- Я его сестра. Жан-Клод вряд ли скоро придет. У него много работы. Я слышала, когда уезжала из его офиса, что на десять он назначил совещание коллегам.

- Не может быть! - воскликнула китаянка. - Я звонила в офис, но никто не подходил, звонила на мобильный, но никто не отвечал.

- Секретарь ушла домой, а мобильный, наверное, заблокирован на время совещания.

- Но я все равно не уйду, - как-то беспомощно сказала китаянка. - Я должна его увидеть.

- Наверное, вам лучше позвонить брату завтра утром.

Китаянка не двигалась.

Марион устала, она хотела спать.

- Уходите, - сказала она твердо.

Марион вошла в пустую съемную квартиру, где табачный дым впитался в мебель и стены, хотя брат не курил. Не включая свет, она подошла к освещенному уличным фонарем окну. Дождь сменился мокрым снегом. Желтый свет струился в темную комнату. Свинцовое небо висело над городом, как огромный саркофаг. Стало тяжело дышать. Бестелесная тоска затаилась в груди и не могла вырваться наружу. Марион неподвижно стояла у окна и долго смотрела, как мокрый снег превращается в капли на мутном оконном стекле.

Щелкнул выключатель света в коридоре. Вернулся брат. Слезы градом покатились по лицу Марион, прорвав непрочную плотину самообладания.

- Что случилось, Марион? Не плачь, пожалуйста, - Жан-Клод пытался успокоить сестру.

- Ты, ты такой, как он.

- Кто он?

- Стефан. Для него любовь и верность ничего не значат. Он изменил мне с Карин.

- С Карин? С этой страшной? Не бойся, это не надолго.

- Ты ничего не понимаешь. Он предал меня, обманул. Он встречался с ней, а говорил, что я у него одна. Я приехала сюда, я думала, что ты меня поймешь, а ты, ты такой же, как он.

- Ну, да, все мужчины одинаковые. Где-то я это уже слышал. Но ты же не старая дева, чтобы такое говорить.

- Я не знаю про всех мужчин. Я любила тебя и его. И он...и ты... Марион опять зарыдала.

- Знаешь, я тебя не понимаю. Ложись спать, завтра поговорим.

В ту ночь, которую Марион часто потом вспоминала, она не сомкнула глаз. Она хорошо помнила длинные тени на потолке от проезжающих по бульвару машин и силуэты черных деревьев в окне. Детство перешло в фазу юности стремительно, не оставив ей время на раздумья. Московский март уплывал на восток, оплетенный узорчатым коконом хрупкой паутины иллюзий, связывающей Марион с жизнью. Марион осталась в одиночестве накануне московской весны, которая начиналась в марте только по календарю, а на самом деле ждать ее оставалось не меньше полутора месяцев. Лже-весна покрывала своей лже-правдой лже-любовь, которую испытывал Жан-Клод к своей младшей сестре.

Вероятно, это чувство зародилось в нем, когда в доме их родителей под Парижем, на глазах Жан-Клода, Марион из маленького розового комочка с пушком на голове превращалась в пухлую куклу с большими глазами и светлыми кудряшками. Вечерами, после купанья, мать укладывала Марион спать, и Жан-Клод любил пробираться к ней в комнату. Он целовал ее в розовую попку, раздвигал маленькие ножки и целовал между ними, целовал ее всю, и она засыпала в блаженной истоме.

Жан-Клод бежал в ванную и, наедине с белой раковиной и прозрачной занавеской, получал такое полное удовольствие, которого больше потом не испытывал никогда. Он не испытывал его ни с изощренной красавицей китаянкой, ни с опытной парижской проституткой, ни с невестой Франсуазой, ни с влюбленными в него русскими девочками. Жан-Клод искал и не находил, и не знал, что то, что искал, он потерял в свои шестнадцать лет в пригороде Парижа, где одним вечером мать застала его в комнате Марион. Мать сказала, что Марион уже взрослая, и вечерние поцелуи брата не могут принести ей ничего, кроме вреда, и если она снова застанет его вечером в комнате Марион, то пожалуется отцу. Отца в семье боялись все, и многое в словах матери показалось взрослеющему Жан-Клоду разумным, поэтому он прекратил вечерние визиты.

Жан-Клод завел легкие, ни к чему не обязывающие романы сразу с тремя женщинами: с одноклассницей, с соседкой и с одной дальней родственницей, которая, впрочем, оказалась весьма милой и искушенной в любовной игре. Через несколько лет Жан-Клод поступил в университет, и вкус близких карьерных побед вскоре затмил вкус побед любовных.

* * *

Жан-Клод был в замешательстве: он отказался от Марион ради Марион, и теперь она говорит, что он сделал ее несчастной. Она рыдает, заливая слезами его шелковое постельное белье.

Утром Жан-Клод сварил кофе, поставил на стол печенье, масло и джем, и нарезал хлеб.

Когда он вошел в комнату, Марион не спала. Она лежала с открытыми глазами, смотря в потолок.

- Марион, - сказал Жан-Клод, - я приготовил кофе. Есть вкусное печенье. Пожалуйста, пойдем завтракать. Круассанов, к сожалению, нет, но сегодня постараюсь купить.

Марион, непричесанная, в пижаме, села за стол и отпила горячий кофе. "Жан-Клод еще не разучился готовить мой любимый кофе", - отметила она.

Жан-Клод намазал кусок белого хлеба маслом, потом джемом и протянул сестре.

- Марион, - начал он, - я думаю, что все, что произошло между тобой и Стефаном, недоразумение. Мне жаль, что тебя это так огорчило. В любом случае, ты - молодая привлекательная девушка, и у тебя нет причин печалиться. Погода, действительно, сейчас в Москве не самая прекрасная, поэтому попробуй пройтись по магазинам. Жан-Клод достал из кармана элегантного темно-синего пиджака несколько стодолларовых купюр и положил на стол.

Марион посмотрела на брата. Темно-синий пиджак эффектно сочетался с желтой рубашкой и желто-синим галстуком. Аромат любимой туалетной воды подчеркивал его сдержанно-деловой, полный скрытого очарования имидж. Темно-каштановые волосы были красиво уложены по последней моде, затылок выбрит. Жан-Клод улыбался так обаятельно, как мог только он. "Красивый мужчина, наверное, ему невозможно отказать", - подумала Марион, и сказала спокойно:

- Не пытайся меня купить, Жан-Клод. Ты же знаешь, что мне не нужны твои деньги. И вчера я хотела сказать только, что ты обманываешь женщин так же, как это делает Стефан. Я ухожу в монастырь, Жан-Клод.