Он репетировал не зря: дома его ждали и находились в полной боевой готовности. Юрочка моментально пожалел, что не остерегся и выпил: теперь все козыри перешли к противнику, и противник, не особенно раздумывая, пошел с козырей. Юрочка озабоченно и возмущенно залопотал в ответ, язык его - главным образом не от выпитого, а от волнения и обиды - заплетался. В злодея тучей летели ядовитые стрелы, и он, не выдержав, в конце концов, двинулся в наступление:
- Рот-то пошире разинь! - вопил Юрочка, потрясая кулаками. - Даром что пасть - во! - и он распахивал объятия, полагая границы ротового отверстия супруги. - Язык трехметровый!
Враг покрывался пятнами и хватался за грудь, задыхаясь.
- Да-а-а! - бушевал Юрочка, ободренный начатками победы. -Трехметровый! Трехкилометровый!.. Самое время подрезать!
Как и всегда, словесная обойма не поспевала за мыслями. В поисках реквизита Юрочка прошил цепким взором углы и увидел большие тяжелые ножницы для раскройки тканей. Радостно подпрыгнув, он вложил персты в холодные кольца и стал надвигаться на сдающую позиции змею. Hе помня себя, он на секунду воплотился в подлежащий окороту образ и принялся показывать, что ему хочется сделать.
- Трехметровый! А вот так его надо! Вот так! - Юрочка, наступая, высунул язык сколько можно далеко и страшно защелкал перед носом ножницами. - Так вот тебя за жало - и оттяпать! Тяп! Тяп!
То ли язык плохо слушался хозяина, то ли пальцы, - ножницы неожиданно чавкнули, и половина органа (или все же продукта?) речи шлепнулась на пол. Теперь уже спутница жизни растопырила руки, оценивая последствия кривляний. Она истошно завопила и бухнулась на колени, тупо глядя выпученными глазами на отстриженную часть кормильца. Рот Юрочки переполнился кровью, алые струйки потекли по подбородку, имитируя монгольские усы. Юрочка топтался на месте и мучительно, на одной ноте мычал.
... Бросились в родной стационар. Юрочка соорудил себе кляп из носового платка, смоченного холодной водой, а мертвеющий кусок говорливой плоти поместили в целлофановый пакет из-под хлеба. Юрочка, будучи в шоке, не вспомнил, что нужных специалистов в его больнице отродясь не было. Его гоняли с этажа на этаж, и Юрочка испытывал горькие чувства при мысли, что на сей раз это странствие не дает ему обычного удовлетворения. Все же сомнительные, но в прошлом возможные заслуги Юрочки учли и согласились попробовать вернуть на место орудие труда. Тут выяснилось, что в суматохе язык потеряли. Его искали всю ночь, но так и не нашли, косо поглядывая на необычно сытого кота, прикрепленного к кухне и гардеробу.
Так вот и вышло, что Юрочка в одночасье сделался своего рода инвалидом. Об инвалидности речь, понятно, не шла - у самого Юрочки она не шла еще и в буквальном смысле слова. Ему ужасно не хотелось уходить из больницы, и он решил попытаться излагать свои мысли письменно. Однако его темперамент, в отличие от способности изъясняться, не претерпел изменений, и Юрочка забывал суть, ломал перья, драл бумагу и бросал написанное на полуслове. Оставался язык жестов. Hа азбуку глухонемых Юрочке не хватало терпения. Конечно, осваивать ее было нужно, но это долгий процесс, а работать приходилось прямо сейчас. Как ни странно, именно травма помогла сослуживцам понять, что он имел какоеникакое, а все-таки непосредственное отношение к медицине, тогда как раньше у многих в том были сомнения.
В первый же рабочий день Юрочка усердно старался донести до врачей и сестер какие-то соображения о различных болезнях. Что конкретно стремился он о них сообщить, осталось, как и вся его деятельность, по-прежнему тайной, но сами заболевания в юрочкиной интерпретации узнавались легко. Он так старательно и достоверно хватался за живот, голову и сердце, так талантливо изображал дизентерию и хронический бронхит, что сторонний наблюдатель вполне мог принять его за тяжело больного пациента, рассказывающего о тысяче своих хворей. Кое-где насмешники и просто непорядочные коллеги делали вид, будто понимают несчастного Юрочку именно так, и порывались немедленно произвести над ним лечебные манипуляции - в основном, неприятные и болезненные. Юрочка выходил из себя, бежал дальше, встречая на пути вежливое и зачастую лицемерно-соболезнующее непонимание. В отделении травматологии он поймал кого-то из хирургов и долго лупил себя по загривку, намекая на травму позвоночника и последующее инвалидное кресло. Врач корректно улыбался и пожимал плечами. Юрочка, не выдержав, плюнул, что по известной причине вышло неуклюже, и поплелся вон несолоно хлебавши. Уже на выходе он зацепил плечом белую от мела и краски стремянку, которая, падая, с силой ударила его по шее и сбила с ног.