Парадокс – всегда подсказка об устройстве мироздания. Есть ли чувство меры у структуры мироздания – трудно сказать. Это придется испытать. И сейчас нам, на исходе сил, становится очевидно, что многое еще придется испытать, что инфантильной избранности в форме бедняцкой самоустраненки эпохи тотального гнета – пришел конец, что полет шмеля отменяется в связи с нелетной погодой, и самозванцы духовной жизни будут низведены новым ударом на новом повороте Судьбы. Верхний слой будет занят согласно купленным билетам, и никаких вам откидных мест. Если всегда нишей избранности, даже в самом низу, было «лица необщее выражение», иногда даже в форме порока, если заключенный, вор, гомосексуалист был внутренне свободнее от пайка из общего варева жизненных обстоятельств, то теперь характер момента в том, что лапа безжалостного Процесса ложится именно на внутреннюю свободу.
Автор забит в мокрый изнутри, холодный и душный автобус вместе со всеми, бедность тяжелой сумки, дырки на перчатках, автор забит и молчит, как все. Им владеет холодное и темное предчувствие холодной и темной дороги от автобуса до дома. Его мысли даже тяжело не трепещут на ветру, даже не хлопают, как брезентовые фалды грузовика. Вывалившись со всеми, объединенными только общей участью, в лужу остановки и даже в относительном одиночестве продолжая свой путь пешком вдоль девятиэтажных нескончаемых домов, в темноте, сырости, зажатости между сугробами и помойками, себя можно почувствовать лишь говном, продвигающимся по кишечнику вследствие некой перистальтики.
Одиночество, которого раньше одного хватало на авторскую позицию по отношению к миру, системе и т. д., теперь каким-то новым приемом разбито в пух на одинокие попытки добраться до дома, до родного разгрома – и рухнуть.
Гуманитарная помощь
Памяти Валентины Егоровны Молчановой
Был в деревне, видел чудо –
три колхозника сидят,
зубы черные, гнилые,
лошадиный член едят.
Вот, всегда непонятно. То ли это возраст такой, то ли эпоха такая. То ли то было детство, то ли сталинизм. То ли конец света, то ли конец жизни… Отчего все так стало видно? Время – это и загадка и отгадка. Куда испарились вековые устои?
Вчера я зашла за молоком к В.Е. – старушке. Только наверняка при этих словах возникает неправильная картина: какая-то дачно-господская «я» снизошла за кринкой молока в летнем платье и босоножках на пробке – к такой бабушке-старушке, козочке в платочке. Черта с два. И нет у меня ни образа дамы, ни летнего платья и проч., и старушка такая – одна. Никакого лубка, ни советского, ни посконно-возрожденческого. И у бабки с сыном-алкашом за пятьдесят, и у меня с сыном к шестнадцати – ежедневно не получается жизнь. Мы бьемся, а она разбивается о разных сортов немоготу. Старушке через месяц будет восемьдесят, голова в полном порядке, все больное, «нога ходить не дает», «спина сидеть не дает», а все остальное не дают другие надорванные органы. Только глаза ясные смотрят, рот говорит, сквернословит, смеется, душа болит, жалуется, сердце сто раз разбито. После дойки утренней ей часто делается плохо, слабость, головокружение. К врачу нельзя – столько всего, что сразу заберут в больницу, а сыночек с коровой не справится. Без матери, как без паровоза, пойдет под откос сразу. Предлагаю ей кофе – от слабости. А она мне рассказывает, что прошлой зимой она получила гуманитарную помощь, показывает буквально ведра из-под какао, еще чего-то и еще чего-то, мешок сухой картошки и говорит, кофе было очень много, она всем дарила. Вот в эту совершенно глухую деревню в Костромской области, где живут постоянно только в трех домах пенсионеры-инвалиды-колхознички, – уже залетала гуманитарная жратва! И они с Ванькой какао просто ели ложками. В.Е. говорит, что у них «видать, прямо потребность была». Не варили на своем родном дивном молоке, не прочли по-английски про 1 чайную ложку на чашку и как сперва размешать, потом варить, потом капнуть в холодную воду, чтобы проверить на готовность, не мудрили ни по опыту, ни по инструкции, а просто ели помощь.
А я и рада, что она получила что-то в жизни бесплатно и вкусное. Вот уж поистине – неопознанные питательные объедки. Эх, залетные! Но от этого покачнулись вековые устои. Ведь ей всегда надо было колотиться весь год изо дня в день: сено, огород, молоко, водка, и снова – «за грибам, за ягодам» – не для веселья или украшения стола, а чтобы есть. Скудно, однообразно, мало, просто – просто есть.