Не мешает спросить здесь каков же смысл этих интеграций? Очевидность показывает, кажется, что они зависят в некоторой степени от общности отправлений. Восемь сегментов, сливающихся для образования головы стоножки, защищают головные узелки и доставляют твердую опору челюстям и пр., точно так же соединяются многие кости, образуя позвоночный канал для мозга. Отвердение нескольких частей, составляющих таз млекопитающего, и сращение от десяти до девятнадцати позвонков в крестцовой кости птицы представляют сходные примеры интеграции частей, перемещающей тяжесть тела к ногам. Более или менее полное слияние большой берцовой кости с малою берцовою и лучевой с локтевою у копытных млекопитающих, телосложение которых не требует коловращения конечностей, - факт подобного же характера И все приведенные примеры - концентрация нервных узлов, уменьшение числа пульсирующих кровяных сумок и замена их, наконец, одною, слияние двух маток в одну - имеют точно то же значение. Составляет ли интеграция только следствие непрерывного возрастания, неминуемо приводящего в соприкосновение смежные части, исполняющие одинаковые роли, будет ли, как в других случаях, действительное сближение, прежде соединения их, или же явится интеграция того косвенного вида, когда из числа сходных органов один или целая группа их постоянно растет вследствие принятия на себя большей части общей деятельности, между тем как остальные органы уменьшаются и исчезают, - общий факт, что здесь существует стремление к объединению частей с одинаковой деятельностью, остается неизменным.
Стремление это имеет, однако ж, ограничивающие условия, исследование которых объяснит нам некоторые кажущиеся исключения. Приведем примеры. У зародыша человека, как у низших позвоночных, глаза размещены по одному на каждой стороне головы. С течением развития они сближаются и при рождении находятся уже на передней части лица, хотя у дитяти-европейца, как у взрослого монгола, расходятся в стороны сравнительно более, нежели впоследствии. Но это сближение не идет дальше. Две причины этого представляются сами собою. Настолько, насколько глаза направлены на один и тот же предмет, они исполняют общее отправление и стремятся стать единицей, но когда они направлены на разные стороны того же предмета, они совершают различные отправления и стремятся к раздвоению: окончательное их расположение зависит, может быть, от равновесия противоположных стремлений. Вероятнее же, что промежуточные строения не допускают дальнейшего сближения, потому что сближение глазных орбит повело бы к уменьшению обонятельных камер, а так как последние, по всей вероятности, не шире, чем это требуется их настоящею функционною деятельностью, то подобное уменьшение и не может иметь места. Если проследить последовательно наружные органы обоняния у рыб {За исключением, может быть, рыб Myximoides, у которых принимают одно носовое отверстие, расположенное на средней линии. Но необыкновенное расположение этого отверстия заставляет подозревать истинность его соответствия ноздрям.}, пресмыкающихся, копытных и коготных млекопитающих до человека, мы заметим общее стремление этих органов к соединению по средней линии, и, сравнивая дикаря с цивилизованным или ребенка со взрослым, заметим, что сближение ноздрей у наиболее совершенных видов идет чрезвычайно далеко. Но так как разделяющая их перегородка служит для слезных отделений и для разветвления нервов обоняния, то она и не исчезает совершенно: интеграция остается неполною. Эти и другие подобные им примеры не противоречат, однако же, гипотезе. Они указывают только на то, что стремление встречает иногда противодействие со стороны других стремлений. Подобно тому как дифференцирование частей связано с разницею отправлений, интеграция частей находится в связи с уподоблением отправлений.
С общей истиной, что развитие всех организмов порождается совокупностью дифференцирований и интеграции, тесно связана другая общая истина, которую физиологи, кажется, не признали еще. При рассмотрении органического мира в его целом, замечается, что, переходя от низших форм к высшим, мы переходим вместе с тем к формам, которые не только характеризуются большим дифференцированием частей, но в то же самое время и большим дифференцированием от окружающей их среды. Истина эта может быть рассмотрена с разных сторон.
Прежде всего она выказывается в строении. Переход от однородного к разнородному заключает в себе возрастающее отличие от мира неорганического. У самых низших простейших (Protozoa), каковы корненожки, мы встречаем однородность, близкую к однородности воздуха, воды или земли; восхождение к организмам все более и более сложного строения есть вместе с тем и восхождение к организмам, представляющим все более и более резкий контраст с бесстройным окружающим.
В форме мы замечаем тот же факт. Общую характеристическую черту неорганических веществ составляет неопределенность формы, то же самое характеризует низшие организмы по отношению к высшим. Говоря вообще, растения менее определенны, нежели животные, и по форме, и по величине, и допускают большие изменения от перемены положения и пищи. Amoeba и подобные им животные не только бесстройны, но и аморфны, у них нет специфической формы, она постоянно меняется. Между организмами, происходящими от соединения организмов, сходных с Amoeba, мы находим некоторую определенность формы, по крайней мере хоть в панцире, другие же, как, например, губки, очень неправильны. В зоофитах и Polyzoa (мшанки) мы видим сложные организмы, у большей части которых рост ничуть не определеннее роста растений. У высших же животных не только форма каждого рода вполне определенна, но даже и особи в каждом виде очень мало отличаются размерами.
Подобное же увеличение контраста заметно и в химическом составе. За немногими исключениями, низшие животные и растительные формы обитают в воде; вода является почти исключительной составной их частью. Высушенные Protophyta и Protozoa обращаются в пыль, а у акалеф (морские крапивы) на фунт воды приходится несколько гранов твердого вещества. Высшие водные растения и животные, обладая большею стойкостью вещества, содержат больше органических элементов и, следовательно, больше разнятся по химическому составу своему от окружающей их среды. Переходя к самым высшим классам организмов - растениям и животным, населяющим сушу, мы заметим, что по химическому составу у них очень мало общего и с землей, на которой они живут, и с воздухом, который их окружает.
То же замечается и в удельном весе. Самые простейшие формы вместе со спорами и почечками высших форм имеют удельный вес, чрезвычайно близкий к удельному весу воды, в которой они плавают. И хотя нельзя сказать, чтобы водяные организмы, обладающие высшим удельным весом, были выше и в других отношениях, однако же мы утверждаем, что высшие порядки, освобожденные от примесей, регулирующих их удельный вес, по удельному весу своему больше отличаются от воды, нежели низшие. В земных организмах контраст чрезвычайно заметен. Деревья и растения, насекомые, пресмыкающиеся, млекопитающие, птицы - все имеют удельный вес, значительно меньший против удельного веса земли и несравненно больший против удельного веса воздуха.
Далее мы видим, что закон этот подтверждается и по отношению к температуре. Растения развивают чрезвычайно малое количество тепла, которое может быть открыто только самыми тонкими опытами, и на практике можно считать их температуру одинаковой с температурой окружающей среды. Температура водяных животных чуть-чуть выше температуры окружающей воды, водяные беспозвоночные превышают ее менее чем на градус, а рыбы превосходят на два, на три градуса, не более, за исключением больших краснокровных рыб, как, например, тунец, температура которого выше температуры воды градусов на десять. Температура насекомых, смотря по степени их деятельности, превышает температуру воздуха от двух до десяти градусов. Температура пресмыкающихся превышает от четырех до пятнадцати градусов температуру окружающей их среды. Между тем как млекопитающие и птицы сохраняют температуру, почти не изменяющуюся от внешних перемен и часто превышающую температуру воздуха на 70,80,90 и даже 100 градусов.