Характерно, что оба института — и “талгенов”, и Каган-Шабшая — были закрыты не из-за того, что там плохо учили студентов, а из-за финансовых и других нарушений.
За последующие десятилетия я десятки раз встречался со случаями, когда правильные, полезные идеи и начинания гибли именно из-за того, что не вписывались в рамки существующих финансовых и других инструкций. Финорганы часто не могут понять, что там, где все разложено по полочкам и расписано по циркулярам, нет движения, нет жизни, а есть застой. Новое рождается в борьбе со старым, сокрушая его, — эта истина усвоена всеми, и все-таки сокрушить финансовые рогатки считается всегда кощунством и чуть ли не преступлением.
В 60-х годах комсомол новосибирского Академгородка поднял большое дело — организовал научно-производственное объединение “Факел”, которое занималось доработкой и внедрением научных идей в производство. “Факел” на договорных началах привлекал к работе научных сотрудников (преимущественно молодежь), аспирантов, студентов, он ощутимо ускорял процесс внедрения и помогал академическим институтам, занятым фундаментальными исследованиями, доводить их разработки до практического использования. Не менее важно было и то, что “Факел” прививал молодежи навыки организационной работы, воспитывал личную ответственность за выполняемое дело. Однако по настоянию финорганов “Факел” был закрыт: он не вписывался в существующие законоположения. Победило бюрократическое единообразие — чтобы все шли “в ногу”.
Мне представляется, что по-настоящему государственный подход состоит как раз в гибкости форм работы, в сознательном проведении социальных экспериментов.
Париж. В 1927 году я был избран членом Московского математического общества. Той же осенью я был командирован Наркомпросом в Париж для научной работы сроком на шесть месяцев. Основная часть времени шла на самостоятельные занятия. Мне удалось развить новый метод, позволивший весьма просто решить ряд проблем теории функций и вариационного исчисления. Работа была опубликована во Франции и в Италии.
Первый месяц я общался только с Д.Е. Меньшовым: вместе ходили на лекции Бореля, Жюлиа, Лебега, регулярно посещали семинар Адамара; на этом семинаре я сделал обзорный доклад по московским работам в области теории функций. К концу месяца познакомились с коллегами — украинским академиком Н.М. Крыловым, с учениками С.Н. Бернштейна — В.Л. Гончаровым и польским математиком К. Нейманом, Де-Рамом (Швейцария), с Ш. Мандельдройтом (любимым учеником Ж. Адамара, ныне он французский академик). С новыми знакомыми встречались регулярно один-два раза в неделю. Нам дали в гостинице комнату с доской, и мы получили возможность делать доклады как по готовым работам, так и по нерешенным проблемам. Хотя с тех пор прошло полстолетия, но и сегодня оставшиеся в живых участники семинара, разбросанные по миру (США, Швейцария, Франция, Сибирь, Москва и др.), при встречах тепло вспоминают Париж 1927 года и наш семинар.
По воскресеньям ездили в парижские пригороды, вечерами (не часто) ходили в кино и театры.
В марте был двухнедельный перерыв в лекциях, и мы с Меньшовым решили посмотреть океан. Неделю провели на полуострове Киброн. Жили по жесткому режиму: завтрак молча, с 9 до 2-х занимались каждый в своей комнате, в 2 — обед, потом прогулка по побережью с разговорами по проблемам, в 7 — ужин, небольшая прогулка — и по комнатам.
В 6—10 километрах от Киброна расположен остров Бель-Иль, куда два раза в сутки ходил небольшой пароход. Решили поехать. Остров оказался сущим раем: горы, лес, кругом океан. Поднялись на вершину, легли на траву, залюбовались морем и забыли про обратный путь. Неожиданно услышали пароходные гудки (а мы знали, что это последний рейс). Меньшов сильно обругал меня, ибо я был обязан обеспечивать транспорт. Вскочили и побежали, но когда примчались на пристань, пароход уже отчалил. Меньшов стал махать руками и кричать: “Атанде, атанде”. Пароход, конечно, не остановился, а следующий уходил только на другой день. Я предложил переночевать в гостинице, но Меньшов пришел в ярость: “Я не взял с собой рукопись, и ночевать здесь — значит потерять день работы. Это невозможно, придумывай другое”. За 100 франков мы наняли парусник и через час были дома. Прогулка получилась отличная: высокая волна с пеной, большая скорость, брызги, солнце.