К сожалению, средняя школа у нас вообще не готовит молодых людей к определенной сфере деятельности, она стремится научить всему: и русскому языку, и иностранному, истории и пению, физике и химии, и еще десятку наук. Причем всем этим предметам старается научить одинаково каждого, невзирая на склонности.
Я стою за нестандартный, индивидуальный подход и к ученикам, и к студентам, и к молодым ученым. За пятьдесят с лишним лет работы со студентами и молодыми учеными я пришел к убеждению, что учить надо по способностям и интересам. Только это может поднять истинный уровень образования в стране.
Увлечения. Мои родители сблизились с семьей Радциг, где было два мальчика примерно моего возраста, и я подружился со старшим — Юрой. Сам Радциг был инженер-химик, но также увлекался астрономией, имел небольшой телескоп и много книг по космогонии. Мы с Юрой стали часто встречаться, вместе читали книги по астрономии и наблюдали планеты в телескоп Радцига—отца. Соревновались в запоминании созвездий и звезд, но главным было увлечение космическими гипотезами.
Среди книг по астрономии оказались книги крупных французских ученых — Фламмариона и Кюри, где описывались загадочные явления в строении мира, а также спиритизм, угадывание мыслей на расстоянии и т.п. Нам попалась и книга по гипнозу. Так как для спиритических сеансов требовался “медиум”, у нас возникла идея создания “медиума” из кого-либо из нас двоих при помощи гипноза. Мы стали по правилам пытаться усыплять друг друга. Я усыплению не поддавался, а Юру мне удалось усыпить. Я стал приказывать Юре, находящемуся в состоянии гипноза, двигать предметы одной “волей”. Были попытки создать и другие, “спиритические”, эффекты. Опыты не удались, но, по-видимому, в результате грубых нарушений правил при усыплении у Юры ночью начались и всю ночь продолжались тяжелые припадки с попытками выскочить в окно и т.п. Мне на длительный срок запретили бывать в их доме. Со спиритизмом и гипнозом было покончено.
Другим увлечением была химия. Через двоюродного брата (химика) я доставал разные вещества и по рецептам из книг и советам брата проделывал многочисленные опыты. Делал гремучие смеси (кислород плюс водород), сверхчувствительную взрывчатку (трехйодистый азот), взрывающуюся при прикосновении и даже от звуковой волны. Делал также различные фейерверки. Это кончилось крупной неприятностью. Родители были в театре, а я готовил очередные фейерверки, нужные смеси лежали на столе. Зашли приятели однокашники (близнецы Самойловы) и попросили показать, как горят “шарики” (элементы будущих ракет). Я взял шарик и поднес его к керосиновой лампе, он вспыхнул, обжег мне руку, я его бросил, он попал на горючую смесь, потом на порох и т. д. Все запасы для ракет сгорели за доли секунды, и мы увидели, как с потолка вниз спускается плотная масса черного дыма. Мы ползком пробрались к окнам, открыли их (на улице было около —30 градусов), а сами спрятались в соседней комнате. Как на грех, тут же из театра вернулись родители. Друзья сбежали, а я подвергся жестокой проработке, все химикалии были уничтожены, а домашние опыты, даже безобидные, были запрещены.
Мое увлечение все же не кончилось. За хорошие ответы по химии преподаватель Лосев стал поручать мне готовить опыты для своих лекций. Я получил доступ в лабораторию и ко всем химикалиям. У нас с моим одноклассником Мартыновым возникла идея синтезировать хлорную кислоту (жидкость неустойчивая, дерево, бумага при соприкосновении с ней самовозгораются). Опыт делался в вытяжном шкафу: реторта с концентрированной соляной кислотой и бертолетовой солью была поставлена на горелку. При кипении пары добываемой кислоты через трубку должны были собираться и охлаждаться в реторте. Я через стекло шкафа смотрел на начало реакции и вдруг увидел, что от пробки отделяется капля воска, которая должна упасть в кипящую массу. Я инстинктивно закрыл глаза и присел. Раздался взрыв, и я почувствовал сильную боль в лице и руках. Мартынов дал мне умыться нашатырным спиртом, но все же боль осталась. В стекле вытяжного шкафа зияла круглая дыра диаметром 10—15 сантиметров. Когда прибежал директор училища (его квартира была в том же здании), мы уже спокойно говорили и объяснили неудачу с опытом. Директор, сам химик, даже и не ворчал, а только дал совет быть осторожнее. У меня долго болели руки, они покрылись болячками от ожога. С химией пришлось расстаться, и я стал интенсивно заниматься математикой.