Да ведь, по идее, он должен бы сейчас пойти и рассказать всё как было отцу-настоятелю, чтобы тот принял меры и сдал еретика. Одна только рукопись чего стоит!
Однако Иаков не знал, как поведёт себя аббат, поверит ли вообще или просто решит не вмешиваться? С одной стороны, сама мысль о том, чтобы пойти и наябедничать казалась Иакову отвратительной, хотя умом он и понимал, что доносы - основа существования закона и поддержания порядка.
Умом, но не сердцем. К тому же, в его однообразном, затянувшемся на целые годы узоре жизни наконец-то возник некий новый виток, и он не хотел упускать его так просто.
- Это неслыханно! - в который уже раз повторил монах свою коронную приевшуюся фразу.
- Выходит, в самом начале ты совершил грех недоносительства, утаив с риском добытые тобою сведения о богомерзких практиках нечестивого еретика? - словно бы справляясь о погоде на улице, с одухотворённым выражением лица промолвил инквизитор и, выждав некоторую паузу, добавил не без пафоса: - Вот так одни грехи постепенно притягивают другие: любознательность стала причиной проникновения, затем следовали искушение трусостью и ересью... Одно за другим, зло нанизывалось на твою душу, словно мясо на вертел... Вы успеваете за ним записывать? Чернил в наличии предостаточно? Я чувствую: это будет долгая история, и мальчик намеренно тянет время, вдаваясь в малозначимые, а то и вообще не имеющие ровным счётом никакого отношения к настоящему делу детали, дабы отстрочить принятие решения. Но мы никуда не спешим. Ведь так?.. Ну, ладно, продолжай, что же было дальше?
- Дальше всё пошло своим чередом, как будто бы ничего не случилось. Я не стал никому ничего рассказывать, он не нажаловался на меня, и все остались довольны. Хотя наше общение по-прежнему сводилось к малому: мы обменивались многозначительными взглядами, словно бы говоря «я знаю, что ты знаешь». Мне сложно себе представить двух более несхожих людей, но я чувствовал, что нас что-то связывает. Что-то родственное. Что-то недостающее. Как у двух непохожих друг на друга осколков одного творения, вместе составляющих единое целое... - продолжил было Иаков, как речь юноши была прервана гневным восклицанием второго монаха.
- Это следует расценивать, в довершение ко всему, как признание в содомии?! - в сердцах сотрясая воздух кулаками, возопил тот.
- Да Боже упаси. Не следует искажать смысл моих слов на свой лад, трактуя его столь превратно, - устало ответил юноша.
- И этот безбожник ещё и поминает своими нечестивыми устами Господа всуе! - поддержал собрата в праведном гневе дородный монах.
- Мы отвлеклись. Итак, что было дальше? Перескажи свою историю до конца и скорее уже покончим с этим, - жестами призывая помощников сохранять спокойствие, потребовал инквизитор.
- Как вам будет угодно. Если, конечно, мне снова не придётся прерывать свой рассказ, отвечая на ваши вопросы, - заверил Иаков.
- Ну, это уже как получится, - задумчиво потерев подбородок, кивнул отец-экзекутор.
Итак, время шло, а молодой послушник не находил себе места с того самого дня. Стараясь обрести душевный покой, он с истовым рвением погружался в пение священных псалмов и чтение Священного Писания, но вместо строк из Библии перед его глазами вновь и вновь всплывали загадочные картины, символы и формулы.
С тоскою и сожалением юноша не раз ловил себя на мысли, что во время молитвы его мысли находятся в другом месте, вдали отсюда, и некоторые священнодейства он начинал совершать просто по привычке, не задумываясь над их глубокой значимостью и о заложенном смысле. И это называлось не иначе, как кощунством.
Не смея раскрыть своей тайны, словно бы исповедовавшийся пред Богом и собственной совестью и ревностно охраняющий тайну собственной исповеди, Иаков сам наложил на себя епитимью, не сообщив о том братьям и даже отцу Себастьяну.
Уставший за день, целую ночь он простоял на коленях, читая молитвы и строки из Священного Писания в свете тусклых лампад. Привычные слова проходили сквозь душу, каждым звуком затрагивая её натянутые струны.
Юноша никогда не подходил к чтению молитв формально или с неохотой, как к обязательной и рутинной работе: пение каждого псалма было для него живым обращением к Всевышнему.
- Второе послание Петра? Всегда восхищался поэтичностью библейского слога, - заставив юношу вздрогнуть и прервать чтение, прозвучал за спиной голос Конрада. - Библия - очень интересная книга. В ней есть и немало правды.
Резко обернувшись, Иаков замер, поражённый дерзостью богохульника. Послушник желал возразить очень многое, но почему-то все слова встали комом в горле.