Но, едва подобравшись к своей цели, он внезапно остановился, и сердце подпрыгнуло у него в груди: перед ним лежала кукла, приподнятая при помощи каркаса из палок над горстью углей, прикрытых золой. Тепло, поднимаясь вверх, нагревало куклу, и обмануло инфракрасный прицел М16.
И тут за спиной его раздался голос, который невозможно было забыть:
— Я здесь, Хирос!
И прежде чем он успел отреагировать, стрела пробила ему спину между лопатками, а наконечник вышел через грудную клетку. Влассос обернулся и, собрав оставшиеся силы, хотел разрядить в своего палача остаток магазина, но тот уже схватил пистолет и несколькими быстрыми выстрелами раздробил ему руку. Влассос упал в лужу собственной крови, щедро оросившей камень огромного алтаря, и, прежде чем у него помутнело в глазах, узнал молодого человека, который когда-то, десять лет назад, пережил благодаря ему самую жестокую из мук в подвале афинского управления полиции. Он из последних сил поднял руку в непристойном жесте и пробормотал:
— Твою женщину я…
Но окончить он не успел: последняя пуля попала ему в шею, обрубив фразу на середине, и Василиос Влассос по прозвищу Хирос склонил голову, распрощавшись с жизнью на ледяном камне горы.
Звук выстрелов достиг слуха Мишеля, который, очнувшись от дремы, вышел из укрытия, и заставил остановиться Нормана, находившегося чуть ниже по склону. Последний заглушил мотор, желая удостовериться в том, что действительно слышал этот звук, и последующие выстрелы донеслись до него совершенно отчетливо благодаря северному ветру, все сильнее дувшему в его сторону. Мирей тоже вышла из машины и увидела вспышки на вершине горы.
— О Боже мой, Мишель! — закричала она. — Мишель, возвращайся назад, это я, возвращайся назад!
Но Мишель не слышал ее — ветер уносил ее голос прочь, а он уже карабкался по горе вперед, туда, откуда раздавались выстрелы и где виднелись вспышки огня.
Первая серия выстрелов донеслась до капитана Караманлиса, как только он добрался до края западной платформы, а потом прозвучали крики Влассоса, зовущего его, но капитан не понял их смысла из-за шума собственных шагов.
Сначала он попытался вскарабкаться наверх по пирамиде, но камни, из которых она была построена, падали вниз под его тяжестью, и он снова скатился к подножию памятника. Тогда он стал двигаться вдоль южного края гробницы, прячась за крупными плитами, когда-то стоявшими вдоль дороги для шествий.
Наконец он выглянул на восточную площадку, не защищенную от ветра и снега, где трепетали последние отблески большого костра, готового потухнуть. Он пробрался сбоку от каменного льва, с разинутой пастью охранявшего могилу царя Антиоха, и, когда взгляд его упал на неподвижное тело Влассоса, уже покрывшееся коркой льда, из-за статуи раздался голос, мрачнее ночи, холоднее ветра, глубокий и гулкий, словно он исходил из бронзовой глотки:
— Что вы делаете здесь, капитан Караманлис?
А потом блеск голубых глаз, словно лед в зимнее утро, и волчий оскал. В памяти Караманлиса всплыли слова калликантароса: «Он ведает смертью».
Он бросился в сторону, стреляя и крича как безумный:
— Ты, проклятый обманщик, ты завлек меня сюда, но ты спустишься в преисподнюю вместе со мной!
Но человек, к которому он обращался, исчез так же внезапно, как появился, и, пока капитан ошеломленно оглядывался, откуда-то сверху прозвучало его имя:
— Караманлис!
Он обернулся, целясь из пистолета в небо, и увидел Клаудио, стоявшего на коленях статуи Зевса Долихенского и, в свою очередь, наставившего свое оружие на него. Караманлис, парализованный и обессиленный, оказался предоставлен на милость неумолимых врагов. Пытаясь спасти свою жизнь, он закричал:
— Нет! Остановись! Элени жива, и я знаю, где ее найти! — Он достал из кармана фотографию и поднял ее вверх: — Смотри! Элени жива!
Но ветер унес его слова, и Клаудио их не услышал. Он поднял пистолет и выстрелил: одна пуля попала Караманлису в место соединения ключиц, вторая швырнула его безжизненное тело к лапам каменного льва.
Клаудио спрыгнул на землю, глядя на своих поверженных врагов, а потом обернулся к каменному льву.
— Влассос и Караманлис мертвы, адмирал! — прокричал он.
В этот момент на площадку выглянул Мишель: весь мокрый от пота, в порванной одежде, с кровоточащими грязными руками.
— Работа еще не окончена! — раздался голос за его спиной. — Вот он тебя предал! Убей его и сверши правосудие!
Клаудио, бледный, наставил пистолет на Мишеля, а тот остановился, бессильно опустив руки.
— Меня обманули, Клаудио, ради всего святого, выслушай меня, — сказал он, — выслушай меня, всего минуту, а потом убей, если хочешь. — Лицо его заливали слезы. — Клаудио, ради всего святого, это я, Мишель, твой друг.