Выбрать главу

Прошло последнее кормление, новоиспеченные матери, посвященные в сабринины откровения, теперь смотрели на чмокающих малышей грустными глазами, словно прогнозируя дальнейшие повороты их судьбы. Подружки искали в обликах своих новорожденных сходные с Сергеевым черты. Затем последовало утомительное выстаивание в очереди для гигиенических процедур: необходимо отмыться от лохий, поменять подкладную пеленку, обустроить свою зудящую, болящую промежность до утренней побудки. Как там поется: "Но жизнь продолжается вновь"! Каждая из подружек что-то шептала себе, уже на ходу – в процессе подмывания и переодевания,. забываясь в дреме, в полусне. Сабрина диктовала себе ритм сновидений Псалом (77: 36-37): "И льстили Ему устами своими, и языком своим лгали пред Ним; Сердце же их было не право перед Ним, и они не были верны зову Его". Безусловно, у любой женщины на планете Земля, а особенно в той ее части, которая зовется Россией, были основания искать защиту от невзгод. Многие находили ее в крепком и верном муже, но еще большему числу женщин приходилось искать ее за широкими спинами сыновей.

По такому же подобию искал защиты будущий великий писатель, разбору творчества которого посвятил многие годы Сергеев, оставив в наследство Сабрине свои краткие записи. Искал подобной защиты в семейных узах и сам Сергеев потому, что память о материнском тепле, ласке, заботе, податливости и упругости, питательности груди этой самой близкой женщины врезается глубоко в сознание любого ребенка и проносится им, как клише самых ценных поведенческих мотиваций, через всю жизнь. Сыновья, мальчишки вставали на защиту Родины во время многочисленных воин. Тем самым они окружали заботой старость своих прародителей. Повзрослевшие дочери, если, конечно, они нормальные существа, тоже обеспечивали заботу и защиту своим матерям-старушкам, отцам-старичкам.

Но, наверное, самое главное достоинство такой защиты состояло в том, что стареющий человек ощущал себя нужным на этой земле и это поддерживало его на последней жизненной дистанции, когда здоровье уже основательно пошатнулось, а тяга к борьбе за жизнь, за место под солнцем уплывает все дальше и дальше – в небытие! Но был еще и Наивысший Защитник всех сирых, к которому нормальные люди обращаются с почтением постоянно: Боже! Будь милостив к нам и благослови нас; освети нас лицем Твоим, дабы познали на земле путь Твой, во всех народах спасение Твое. Да восхвалят Тебя народы, Боже, да восхвалят Тебя народы все!" (Псалом 66: 2-4).

Тетрадь третья:

Отчаяние

Теперь уже наш добрый знакомец – БВП продолжал бурную писательскую деятельность. Практически без передышки после написаний "Защита Лужина" он создает новый шедевр – "Отчаяние". То ли защита, выдуманная автором, не помогла, то ли по другим мотивам, но накатилось на писательскую голову отчаяние. И то сказать, такое название нового романа наводит на мысль, что в Датском Королевстве – гниль! Однако не будем спешить колотить новые горшки, да еще в чужой посудной лавке, а постараемся пересчитать черепки от старых сосудов. Можно ли считать благополучной жизнь человека, родители которого, не успев собрать мало-мальски годные и достаточные для большой семьи материальные ресурсы, как от гиены огненной (т.е. от пролетарской революции) бежал на чужбину? Следует помнить, что и сам побег изобиловал различными сопутствующими пертурбациями. Разумный человек, особенно много путешествующий, ответит однозначно – нет, нельзя!

События и настроения, женитьба и увлечения, тотальное безденежье терзали душу и трясли, как грушу, эмигранта первой волны, то есть БВП. Тот, кто способен к аналитическому мышлению и не склонен душиться спазмами от прилива эмоций по поводу удачных, оригинальных словесных экзерсисов, заявит с апломбом: "Романы пишутся кровью"! Все происходит через разрывы эпикарда, миокарда и перикарда, не говоря уже о тонкой, нежной интиме малых и крупных кровеносных сосудов отяжеленного литературной задачей сердца.

БВП был истощен, загнан в угол, он запутался в потребностях доказывать самому себе, жене, близким, читающей и пишущей публике, что он, однако, не верблюд. Человек – это звучит гордо: и если уж БВП не Бог в литературе, то хотя бы его помощник, ловкий стряпчий!

Трудно встретить иного писателя, у которого практически все произведения были бы так переполнены неудачей, суетностью, бесперспективностью. Отсюда формировались и изливались, словно гной из вялого нарыва, болезненный сарказм, черный юмор, животная грусть, истерические бури литературных героев. Вполне закономерно, что все шло к тому, чтобы из-за острова Буяна выплывало, как мрачное, пугающее близкой грозой, облако – гнетущее отчаяние.

Врач склонен предположить, что собака зарыта именно на том кладбище. Любые, в том числе и собачьи, болезни имеют первопричину – они известны психиатрам. Недуг сей имеет звучную, почти как у породистой таксы, кличку – "Генетика". Осколки различных людских пород были так перемешаны в БВП известными стараниями предыдущих поколений, что нет оснований сомневаться в возможности попадания биологического порока на базальный уровень. Стигматы его очевидны: два дяди (по материнской и отцовской линиям) – гомосексуалисты; да и один из собственных, родных братьев рано стал на тот же скользкий путь. Нет, нет, здесь не приткнулось в уголке глаза исследователя ханжество. Все как раз наоборот: вполне можно разделить мнение мудрых индусов о том, что гомосексуалисты имеют особый (третий) пол, что и выводит их в разряд приближенных к Богу. Однако же – к Богу, а не к людям, не к простым смертным, среди которых приходится жить, писать для них книги хотя бы для того, чтобы прокормиться.

Разорванный генетический континуум, как позвоночный столб, из которого вылущили несколько сегментов, превращает субъекта уже в объект – вдребезги разбитый, функционирующий по остаточному принципу – это своеобразная социальная инвалидность. Можно спорить о степени и стадии ее выраженности, но нельзя исключить ее присутствие в судьбе конкретного человека. Многое к тому же зависит от того, на каком уровне повреждение. Травматологи знают: перелом первого шейного позвонка приводит, как правило, к смерти в первые сутки, второго – на вторые… Почти то же и с генетическими связями: хороши будут потомки от тех первопроходцев, которые испортили свою генетику на уровне Каина и Авеля: доминирование каиновой биологической связи заметно исказит всю последующую родословную. Наверное, у БВП были более поздние (по генетической линии) повреждения того континуума, идущие не от времен сотворения жизни на земле. Посмотрим, как он сам оценивает диалектику даже собственной, весьма короткой жизни: "Мы с тобою так верили в связь бытия, но теперь оглянулся я, и удивительно, до чего ты мне кажешься, юность моя, по цветам не моей, по чертам недействительной". Естественно, человеку дано видеть не дальше собственного носа – потому у БВП обзор близорукий, сугубо личный, интимно-центрический. Что означает сие откровение очевидно: обстоятельства жизни разорвали связь времен даже в течение одного явления метущегося человека на Земле. Так надо ли сомневаться в существовании разрывов генетического позвоночного столба.

Сдается, что какие-то въедливые червячки шевелились в душе БВП от рождения: отсюда грусть, раздвоенность, потеря пульса жизни, то есть счастья. Такие метаморфозы проглядывают, практически, в каждом произведении, у каждого героя. Перешагнув через семьдесят пять лет жизни, уточним финал, уготованный Богом для БВП – он был безрадостным. Смерть от тяжелого онкологического заболевания настигла его, прервав переплавку литературного мастерства в мудрейшую профессиональную идеологию. Идеология та крушила заурядные жизненные догмы, свободу творчества ставила на колени, требовала сознательного ухода от наслаждения мирскими радостями здесь, сейчас, на Земле. Грустные глаза поэта, обращенные вовнутрь – это, скажем откровенно и может быть цинично, как это водится у медиков, стигматы онкологической смуты, внесенной путем неудачных генетических комбинаций. Позволим себе такое, может быть очень уж медицинское, объяснение. Именно так ведет руку препаровочный нож, обозначая самый точный диагноз – диагноз патологоанатома. Никаких вторых мнений быть не может. Приговор вынесен окончательно – обжалованию не подлежит!