Сабрина узнала, что этот садик ей памятен по многим причинам, замешан в том был правым боком и Сергеев. Но эту тему Татьяна тактично не стала развивать. Однако какая женщина откажется пройти спокойно мимо возможности слегка уколоть соперницу в больное место – и Сабрина свое получила. Татьяна размягчилась настолько, что поведала свои сокровенные тайны: ее муж был инженером, заурядной личностью, рано скатившейся в алкоголизм, отсюда многие ее несчастья. По этой причине она уже трижды разводилась с ним, но не было иного выбора, потому снова сходилась. Женщина, как известно, легко переходит только "из постели в постель", а одной ей жить на свете очень трудно. Ее тайна от мужа – сергеевский ребенок. Она всеми силами старается сберечь малыша от дурного влияния мужа-алкоголика, который, вообще-то, к детям довольно равнодушен, а потому не мешает матери единовластно заниматься их воспитанием. Сабрина попросила в следующее гуляние привести старшего малыша – звали его Димой.
– Интересно, какое будущее ждет наших детей? – вымолвила задумчиво Сабрина.
Татьяна подхватила непростые рассуждения:
– Необходимо сделать все, чтобы они жили лучше нас, интереснее нас, были счастливее!
Разворачивая колясочки у ворот сквера, что обозначают выход на Садовую, вдалеке, с противоположной стороны сквера, от Фонтанки, заметили еще одну мать, катящую колясочку. Пошли навстречу и скоро узнали Катю – другую бывшую соседку по палате. Радость была искренней: видимо, существует материнская солидарность – особое братство, точнее, сестренство. Теперь уже тройка экипажей медленно и величаво двигалась по широким аллеям. Была заметна похожесть личиков детей –Сабрины и Кати – и отличие мордашки ребенка Татьяны. Но Татьяна перемалывала в душе свою уверенность и гордость, крепила ее и окрыляла: "да, и у нее есть свидетельство близости с любимым человеком; просто малыш прихворнул и она не взяла его сегодня на прогулку". Все доказательства будут обязательно представлены своим конкуренткам.
Какой все же сложный душевный расклад у женщин-матерей! И питается он от сосцов нескольких коров-кормилиц. Сабрина уяснила для себя это быстро. Она вдруг со всей отчетливостью поняла, что нет у нее преимуществ перед этими женщинами. Все они равны перед Богом! Равны по званию – самому высокому и почетному на свете. Зовется оно – Женщина-Мать!
Но вдруг, словно, предупреждение о великой тайне плотского в одухотворенном материнстве, всплыло в памяти Сабрины стихотворное посвящение Сергеева. В нем патетика женских фантазий приземлялась мгновенно на иную, видимую ясными глазами и мужским умом, высоту. Сабрина рискнула прочитать своим новым подругам "Сомнения и откровения". Хотелось проверить женскую реакцию, будет ли она солидарна чувствам Сабрины, сидят ли в каждой былые ощущения достаточно глубоко!
Выслушав стих, девочки задумались, инстинктивно поеживаясь от легкой сексуальной щекотки. Каждая думала про себя: "да, тема была поднята запретная". Во всяком случае, с нею не выставишься на всеобщее обозрение, скажем, в какой-нибудь дурацкой телевизионной передаче, проходящей под предводительством заурядного болтуна – например, Комиссарова. Он и ведет ее, как истинный комиссар, то есть "уполномоченный", только не по сбору и воспитанию сексуальных масс, а по перекачке фекальных масс. Лучше бы такие болваны писали лирические стишата!
Вдруг попросила слова Катя. Несколько смущаясь посвященных, сильно задетых особой круговой порукой, она попросила разрешения прочитать еще один стих ее отца – Сергеева. Стишок был найден у матери в личных бумагах сравнительно давно. Оба родителя тогда еще были довольно молодыми: Сергеев лихо водил собственные "Жигули", основательно используя их для "порабощения" женского пола. Тогда Светлана Николаевна – преуспевающий врач-гинеколог – и попала в умело расставленные Сергеевым сети. Видимо, безобидный стишок можно считать свидетельством бурления страстей. Легкий пасквильчик назывался "Сакраментально-ироническое".
Безусловно, Сергеев выступал в этом опусе ни как тот итальянский башмачник по имени Пасквино, который еще в пятнадцатом веке умело гадил своим грубым сочинительством высокопоставленным лицам. Сергеев смеялся, прежде всего, над самим собой. Просто это был стиль его молодой жизни, особенность восприятия тухлой действительности, в том числе, и в плотском ее преломлении. Однако доверчивым девицам было о чем подумать! Надо уметь разгадывать мужские любовные козни, если, конечно, не ищешь сама веселой и безобидной встречи. Да и прежде, чем решиться рожать ребеночка, тоже не мешает хорошо оценить брачные перспективы. Женский триумвират вынес единое решение: Сергеев был прав, а его стихи имеют правильное воспитательное значение, их необходимо зачитывать в школе старшекласницам.
Гуляли долго, переговорили о многом. Откровений было столько, что, спусти их все в озерцо, и вода моментально вышла бы из берегов.
Пора было возвращаться домой: дети уже покрякивали, требуя сиськи и чистых пеленок. Дамы договорились о встрече на завтра и каждая быстро покатила колясочку по направлению к родному дому.
Как-то так и повелось: встречались сперва у озерца (зимой, весной, летом, осенью), затем навещали друг друга дома. Шли годы и подрастала молодая гвардия мужичков сразу двух поколений. Продолжали тянуть лямку биологических традиций, унаследованных от Сергеева, два его сына (от Сабрины и Татьяны), дочь и внук (эта веточка приняла в себя и хромосомное нутро Ковалевой). Татьянин сын был на год старше сына Сабрины и внука Ковалевой. Последние двое были погодки, родившиеся с интервалом в несколько минут. Самой старшей в той компании была дочь Сергеева Катя – на двадцать с небольшим года. Но только Муза могла добавить к "святому семейству" еще парочку отпрысков – это дочь Ольгу и сына Егора, рожденных от самого первого брака Сергеева. Но эта тайна пока оставалась тайной для Сабрины, Татьяны, Кати. Но и сабринена дочь от первого брака спокойно проживала в США, не особенно досаждая своей матери.
Но разными были у наследников блудливого Сергеева матери – почти целомудренные женщины. Разными были и школьные наставники, да святые Защитники-покровители, зорко следившие из-за облаков за развитием младых душ, их борьбой с искушениями, большими и малыми бедами. Так дотянули детишки до своего пятнадцати-шестнадцатилетия. А их матери постарели за это время ровно на пятнадцать лет, получили сполна от своей судьбы ударов, назиданий. Но отпускались им в этой жизни иногда и скромные радости. С годами таяло целомудрие, но приходила к женщинам мудрость и понимание: они и их дети лишь "ведомые" – слабые существа, жизненный путь которых уже давно определен иной волею. Скорее, Всевышние силы руководили поступки, вплетая их в какую-то неведомую землянам общую поведенческую ткань, угодную Богу. Становилось очевидным, что все в этой жизни, впрочем, как и сама жизнь, лишь цепочка событий, раскручивающихся по установленным Богом алгоритмам: все, что происходит с каждым поколением людей – это лишь "Загадочное Повторение":