— В общем, переходим на осадное положение. — Продолжал тем временем наш руководитель. — Все возможные линии связи с внешним миром отключить, мобильные аппараты конфисковать.
— Но, портативные рации охранников необходимы для работы, — возразил шеф безопасности.
— Вы можете контролировать их переговоры?
— Разумеется.
— Тогда ужесточите контроль. Никаких личных разговоров, ни одного лишнего слова в эфире. Нарушителей строго наказывать и проверять их возможные связи с кем-либо из персонала. Предупредите всех, что это меры необходимые, но временные.
— Надо ещё ограничить доступ сотрудникам к получению информации о подготовке операции, которая не касается лично их должностных обязанностей.
— Разумно, — согласился Босс.
— Постойте, — вмешался в их диалог я, — но если основных подозреваемых двое…
— Скорее пятеро, — перебил Цербер, метнув недобрый взгляд в мою сторону.
— То, — не обратив внимания на его реплику, продолжил я, — перекрыть доступ финансового директора к технической и стратегической информации ещё реально — его дело только финансы, а как перекрыть доступ Доктору Цейтлину? Вся техническая и научная часть нашей операции лежит на нём!
Перед моим внутренним взором предстал наш учёный, лысоватый, седой, с непременной искренней, а не привычно приклеенной улыбкой на лице, с излучающими несомненный ум и доброту глазами. Я просто никак не мог представить его в роли предателя, за деньги продавшего мою жизнь убийцам из леса. Ибо более приятного и искреннего в общении человека мне было трудно себе представить. После гибели родных в войне, он жил одной наукой, финансово был обеспечен, а жадности до материальных благ я, по крайней мере, за ним никогда не замечал, хотя мы вмести работали уже не один год.
— Вот поэтому, — прервал мои размышления голос Босса, — и необходимо действовать, как можно быстрее.
— Наспех подготовленная операция может нам аукнуться во время её проведения непредвиденными проблемами, — пожал я плечами.
— Ты, как исполнитель, если что, геройски погибнешь в бою, — съязвил Цербер, — а нас здесь, если что, просто превратят в кучу мусора.
Мне показалось, или он специально нажал голосом на словах: «куча мусора»? Это намёк на то, что осталось от моего дома и моей семьи? Я вскочил из-за стола, готовый броситься и придушить этого человека. Вдруг, он и есть иуда, тогда я даже большую пользу Центру принесу, убив его. Всего один бросок и я его достану.
Мой противник тоже проворно выбрался из-за стола и отступил на три шага, видимо, все мои намерения были сейчас ясно отображены на моём лице. И только грохот сильного удара кулаком о поверхность массивной столешницы начальственного стола и звон подпрыгнувшей на блюдце недопитой чашки кофе, остановил мою атаку и спас жизнь начальнику охраны.
— Сесть обоим! — Прорычал приказ Босс, — Мы все на взводе. Как не крути, а один из нас (я имею в виду всех сотрудников) предатель. Это тяжело. В свою очередь, Денису предстоит не просто, как обычно, рисковать своей жизнью, а, возможно, идти прямиком в ловушку, без всякой перспективы из неё выбраться.
Цербер не стал приближаться к столу, пока я не сел на место и не расслабился. Только после этого он занял своё место, постаравшись усесться так, чтобы иметь возможность зрительно контролировать все мои движения. Один раз за сегодня он уже почувствовал на себе мой гнев физически и снова оказаться в пределах моей досягаемости опасался.
— Надеюсь, — дождавшись, когда все окажутся на своих местах, — вздохнул с облегчением Босс, — наш враг не видел того, что здесь сейчас было, и не узнает об этом. Иначе ему останется только потирать руки от удовольствия, что мы начинаем бучу между собой, и уже готовы перегрызть друг другу глотки.
— Да он уже второй раз за день нападает на меня! — с какой-то по-детски плаксивой интонацией произнёс шеф безопасности.
— У него были на то причины. Но, Дэн, постарайтесь обуздать свои эмоции, — это уже обращение ко мне. — Там, где вам предстоит работать, ваша вспыльчивость может сыграть с вами злую шутку! А мы, как и наша жизнь, в большой мере теперь зависим от вашего успеха, и в этом он прав, — движение головой в сторону Цербера, — хотя и выразился он без учёта того, как его слова могут задеть ваши чувства.