Старик молчал, покачивая сединами, то ли упрекая, то ли сожалея.
– У вас ничего не выйдет, Адольф – произнес он. – Великие знания даются великой душе. Все волшебники, начиная с Мерлина Великолепного и кончая Симоном Магом, исповедовали это закон. Вы во многом преуспели, но Бога нельзя победить. Вы просто проворовавшийся шарлатан. Своими магическими инкунабулами вы самонадеянно развязали сынов Тартара, но, слабые духом и телом, не смогли насытить их. Теперь вы приносите в жертву немецкий народ… Ваш разум отравлен…
Должно быть, где-то наверху опять остановилась динамомашина, и единственная лампочка под потолком едва тлела. Ее кровавая спираль была похожа на огненный росчерк, на автограф демона. В тусклом свете волосы и плечи Гитлера казались обсыпанными бурым пеплом.
– Так что же? Своим отказом вы подписываете себе смертный приговор. – Гитлер встал и прошелся по кабинету, удерживая за спиной левую руку.
– Вы сделаете мне еще одно одолжение. – Старик поднялся из кресла и, не простившись, направился к двери.
Во время бомбежек в бункере было особенно душно и зловеще тихо, и только далекий обреченный зуммер щекотал нервы. Он доносился словно из преисподней, несколько суток связисты искали звенящий телефон, но им не удалось обнаружить его в бетонных казематах бункера.
Хорст и Элиза сидели на длинной скамейке в зале ожидания, так здесь называли широкий холл с низким потолком. Во время бомбежек здесь собирались обитатели бункера. Стадный инстинкт сбивал их вместе в минуту опасности, и теснота давала забвение и успокоение. В зал ожидания не просачивалось и малой частицы пороховой копоти или кровавого тумана с берлинских улиц, но всякий раз, когда на поверхности рушился дом, люди одновременно вздрагивали.
Все время налета Хорст держал Элизу за руку. От духоты он расстегнул мундир и ослабил ремень, чувствуя, как внутри разворачивается упругий вожделеющий змей.
А что если им не суждено покинуть бункер, если сейчас, в эту самую минуту, рухнет метровое перекрытие и они оба будут раздавлены заживо? Хорст вскочил и рывком поволок за собой Элизу. Он тащил ее по коридорам, все глубже и глубже, в недра бункера. Он искал «логово змея», хотя бы подобия уединения, но все помещения были переполнены. Наконец он нашел пустой зубоврачебный кабинет и повалил Элизу на кресло.
– Нет… умоляю, Хорст, не надо!
Девушка, что есть силы, уперлась кулаками в его грудь. Она выворачивалась с неожиданной силой, упруго и злобно. Завыла сирена отбоя воздушной тревоги, и Хорст внезапно ослабил свой натиск.
– Хорошо, хорошо, – пробормотал он. – Кабинет дантиста и впрямь не лучшее место для первой брачной ночи баронессы фон Вайстор.
Он отпрянул от девушки и как ни в чем не бывало оправил мундир и посмотрел на часы:
– Поторопитесь, милая, нам пора.
– Куда мы едем?
– Назад, в Альтайн. Мне поручено эвакуировать лабораторию вашего отца в безопасное место. Часа через полтора вы будете в своем любимом Яблоневом Замке.
Вылет задержался из-за ремонта «Хейнкеля». Команда долго ждала, пока подвезут секретный груз, состоящий из двух громоздких бронзовых ящиков. Один был пустым и предназначался для эвакуации наиболее ценного оборудования лаборатории. Другой по весу не отличался от пустого, но тем не менее был опечатан секретным шифром ВМС. Что в нем, не знал даже Хорст. Но, едва взглянув на крупный замок с шифром, он с испугом и радостью решил, что в контейнере – главный талисман рейха, Копье Судьбы, нацеленное, как обратная стрелка компаса, в сторону крайнего юга, в антарктические владения фюрера.
В Яблоневый Замок они прибыли глубокой ночью. Команда из четырех солдат в сопровождении автоматчиков выгрузила из самолета два бронзовых контейнера. Запечатанный контейнер с пометкой «особо ценный груз» перенесли в подвал замка для безопасности, а пустой контейнер доставили в лабораторию. Солдаты наскоро сняли с полок хрупкие сосуды, хрустальные ступки и фиалы. Особо не церемонясь с фигурным стеклом, собрали оборудование. Химические горелки, печь атанор, спиральные трубки для возгонки жидкостей, колбы и бутыли с порошками и растворами обернули стекловатой и уложили на дно ящика. Никто из команды не обратил внимания на кусок льда, покрытый нежной голубоватой изморосью. Он остался лежать в широкой чаше.
Старик Сандивогиус сидел в старинном кресле в углу кабинета, опершись на трость, и равнодушно наблюдал за разгромом лаборатории.
– Где техническая документация? – Вайстор в последний раз переворошил стариковский хлам.
Сандивогиус пальцем показал на свой морщинистый лоб и произнес:
– Одно вещество, один сосуд, одна печь – вот завет моих братьев. Можете забирать всю эту груду стекла, до главного секрета вашим умникам все равно не добраться.
– Вы хотите сказать, что главный секрет скрывается в вашей черепной коробке? – зловеще уточнил Вайстор. – Мы можем прихватить и ее.
– Боюсь, вы опоздали, я слишком старое дерево, чтобы пустить корни на новом месте.
– У вас имеется молодой росток. Надеюсь, вы не хотите увидеть свою дочь опечаленной? Я меняю свое решение: вы едете с нами!
Старик молча склонил голову и больше не проронил ни слова.
Не обращая внимания на старика, Хорст закрыл и закодировал ящик шифром ВМС и отправился на поиски Элизы.
Он долго шел по гулким коридорам замка, освещая залы и комнаты электрическим фонариком. В подвальной кладовке на крюках висели марионетки – целый кукольный театр. Хорст снял с крюка странную куклу. Она выглядела новее прочих. Это был румяный паяц в полосатом колпачке набекрень и в зеленой бумазейной курточке. Его длинный, дерзко задранный кверху нос вызвал у Хорста ухмылку.
– Пиноккио? Ты тоже рыцарь Копья? А может быть, Единорог? Во всяком случае, твое оружие всегда на взводе, – пробормотал он, так и сяк разглядывая куклу.
– А вот, должно быть, и твоя фея с волосами лазурной голубизны. – Он потрогал куклу с капризным фарфоровым личиком в голубом паричке. Внутри кукольной головы что-то щелкнуло, повернулось и огромные фиалковые глаза закрылись.