— Кто-нибудь неправильно написал твое имя? Сетис чуть не вскрикнул. Рука сама собой легла на планы, он проворно обернулся.
Перед ним стоял Креон.
Он даже не был писцом. Всего лишь уборщиком. Опершись о свою метлу, он заметил:
— Пуглив.
— Чтоб ты пропал, — сердито проворчал Сетис.
— Не могу. Слишком хорошо знаю все здешние ходы и выходы.
Возможно, это и было правдой. Про Креона говорили, что он родился в Городе Мертвых и никогда не выходил за его пределы. Самые языкастые из писцов утверждали, что он никогда не видел солнца, а в коридорах, мол, было так темно, что его мать даже не разглядела его отца. Держали пари, сколько раз за день он наткнется на углы, и посылали его с ненужными поручениями на поиски несуществующих бумаг. Креон шел, если ему этого хотелось. Он хромал, разговаривал сам с собой, спал по углам на огромных грудах пергаментов. Сетис не был уверен, все ли у него в порядке с головой.
И вот теперь он искоса наблюдал за Сетисом, а Сетис наблюдал за ним. Альбинос. Кожа бледная, как молоко, глаза розовые, длинные волосы белы как крыло чайки.
Не убирая ладони с планов, Сетис рявкнул:
— Я что сказал?! Проваливай! Я работаю.
Креон склонился ближе.
— Сегодня его вскрывают, — прошептал он.
Трудно было сказать, сколько ему лет, — худой, узловатый, слишком высокий, как цветок, выросший в темноте, он казался старым, хотя на самом деле был молод. Зловонное дыхание вылетало из щербатого рта. Туника потемнела от грязи.
— Кого?
— Его. Меня. Архона. Вынимают внутренности. Мозг. Что они ищут? Бога? Существуют ли внутри человека туннели, в которых прячется Бог?
Сетис нахмурился.
— Я пробовал. Но Бога нельзя увидеть, правда? Хотя внизу, в коридорах, я видел его тень. Она ходила. Выскакивала из-за угла и вытягивалась передо мной. А когда я останавливался, она тоже останавливалась.
Вернулся Надзиратель. Выругавшись, Сетис засунул планы под бумаги и начал записывать число апельсинов, которые будут уложены в могилу. Из-под его пера проворно вылетали черные клиновидные буквы. Проваливай, — тихо повторил он.
— Как поживает твоя сестра?
Сетис изумленно поднял глаза.
— Откуда ты знаешь, что у меня есть сестра?
Креон задумчиво махнул по полу метлой.
— Рассказали. Она больна, а у вас, там, где живые, сейчасзасуха. Что ты намерен делать?
Сетис яростно вцепился в стиль.
— Это тебя не касается. — Заметив, что другие писцы с любопытством поглядывают в его сторону, он взял себя в руки и, понизив голос, добавил: — Ей намного лучше.
— Значит, ты ее любишь. И на многое готов ради нее.
— Да. А теперь...
— ... Исчезаю. — Креон кивнул. — Нелегко для меня. Но другим, в темноте — очень просто. — Он бочком скользнул прочь. Но через мгновение вернулся. — Как ее зовут?
— Телия, — процедил Сетис сквозь стиснутые зубы.
Немного позже он поднял глаза. Креон исчез, Надзиратель сидел на своем месте — в высоком кресле. Стиль замер в воздухе — Сетиса пронзила внезапная мысль.
Откуда Шакал узнал, какой из столов — его?!
Как они доставили сюда записку?!
Объятый внезапным страхом, он украдкой огляделся по сторонам. В громадном зале, кроме него, сидела еще сотня других писцов. Он окинул взглядом их согбенные спины, прислушался к нескончаемому скрипу перьев по бумаге. Неужели один из них участвует в заговоре?
Вряд ли...
Он торопливо встал, взял папку со списками съестных припасов к похоронам и сунул в нее планы. Потом, не оглядываясь, зашагал между рядами столов к винтовой лестнице и спустился вниз. Шорох перьев за спиной постепенно затих, воздух стал затхлым и теплым. Ноги сами несли его по крутым каменным ступеням.
На самом нижнем ярусе в темноту уходили бесконечные полки хранилища.
Сетис зашагал по длинному узкому проходу. Под ногами скрипел песок — он просачивался всюду, даже сюда, на каменные плиты хранилища.
В правом дальнем углу было темнее всего. В единственной плошке с маслом чадил крохотный фитилек, и фигура Сетиса отбрасывала на стену громадную тень — его неотвязного зловещего спутника. Подняв лампу повыше, он проскользнул между плотными рядами полок, дошел до конца, повернул направо, потом налево и очутился в самом древнем, самом душном закутке, тесной пещере, вытесанной в скале, где на недосягаемой высоте, почти под самым потолком, хранились проеденные молью чертежи забытых гробниц.
Он выучил схему гробницы Состриса наизусть, проводил над чертежом дни и ночи, проверяя и перепроверяя себя. Он знал, где надо повернуть, как открывать потайные двери, где проходят тупиковые коридоры, какие туннели ведут во внутреннюю камеру, в усыпальницу, в сокровищницу... Он прочитал отчеты, продиктованные двести лет назад генералом Макри, который заблудился в этих лабиринтах и проплутал там неделю. Особенно тщательно он изучил схемы западней и ям-ловушек, зарисованных на ветхом, рассыпающемся папирусе, хотя и понимал, что в список они внесены далеко не все. Рабов, выкопавших их, убили, чтобы сохранить тайну; теперь их кости лежат рядом с останками Состриса, во прахе и безмолвии.
Он высоко поднял лампу, осматривая полки. Ограбить мертвого Архона — крайняя степень государственной измены, осквернение мертвых, предательство Города. Кроме того, это смертельный риск.
А если выйти из игры? Об этом не может быть и речи. Если даже сейчас подойти к Надзирателю и все ему рассказать, его карьере конец. Не будет больше воды для отца и Телии. А однажды утром его найдут в переулке с перерезанным горлом. Он зашел слишком далеко, отступать поздно. Кроме того, если его не поймают, никто ни о чем не узнает. Никто из живых...
Он не сразу отыскал на полках узкое пыльное гнездо, в котором раньше лежали свернутые чертежи, и стал осторожно вкладывать их обратно, внутрь, так, чтобы никто не заметил, что их трогали. Но мятые папирусы никак не умещались; раздраженно вздохнув, он вытащил их и сунул руку в щель, нетерпеливо ощупывая наметенные холодным сквозняком горки песка и обрывки волокон, выискивая, что могло помешать. Кончики пальцев коснулись чего-то маленького и твердого. И оно ужалило.
С криком ужаса он отдернул руку; на ней висел скорпион. Он стряхнул его на пол, потом с силой наступил ногой, еще и еще раз. Маленькое твердое тельце хрустнуло под каблуком.
Бог, подумал он. Бог! Ему конец. Это божья кара. Его покарал Сострис. Кто же еще, если не Сострис?
Прекрати. Успокойся. Думай.
На подушечке указательного пальца выступила капелька крови. Укол был совсем крохотным. Никакой опухоли. Его тошнило, кидало то в жар, то в холод. Яд действует быстро. Слишком быстро. И ничего нельзя поделать.
Дрожа всем телом, он опустился на колени и принялся искать кусачую тварь среди неверных теней покачивающейся лампы. Если он окажется из породы маленьких, черных, — на ноги можно больше не подниматься.
Рука коснулась изогнутого твердого тельца и отдернулась. По соломе расплескались капли масла. Он увидел скорпиона.
Не черный. Красный. Глаза странно поблескивают.
Забыв о боли, Сетис изумленно уставился на находку.
Скорпион был вырезан из твердого драгоценного камня. На тонких рубиновых гранях играли блики света, внутри крохотного туловища переливались миниатюрные радуги, изогнутый хвост был произведением ювелирного искусства. На Сетиса смотрели крошечные золотые глаза, внезапно потемневшие, когда он опустил руку и поднял вещицу с земли. От брюшка отвалилась острая булавка, отломившаяся там, где он на нее наступил.
Застежка Брошь.
Драгоценная, священная.
Сокровище, какого ему не заработать и за долгие годы.
На него нахлынуло такое облегчение, что подкосились колени, потом оно сменилось любопытством и острой алчностью. Пальцы стиснули брошь, капли крови замутили ясное сияние рубина. Он протер камень и задумался.
Как скорпион здесь очутился? Когда он доставал чертежи, его тут не было. На миг ему в голову пришла безумная мысль: Надзиратель узнал о пропаже чертежей и подкинул брошь, чтобы проверить его честность, но он тут же отмел ее как смехотворную. Может быть, вещица лежит тут уже давным-давно, а он, как и все остальные, ее просто не заметил? Может, она здесь уже много сотен лет?