Глава 11. Расположение духовных центров
В предыдущем изложении мы почти совершенно не затрагивали вопрос действительного расположения «верховной страны», вопрос очень сложный и при этом совершенно второстепенный с той точки зрения, которой мы желали придерживаться. Кажется, что было бы уместным рассмотреть несколько последовательных локализаций, соответствующих различным циклам, подразделениям более протяженного цикла, которым является Manvantara. Если при этом его рассматривать во всей полноте как бы за пределами времени, тогда в этих локализациях можно будет увидеть иерархический порядок, соответствующий созданию традиционных форм, которые в итоге являются лишь адаптацией главной и изначальной традиции, правящей во всей Manvantara. С другой стороны, напомним еще раз, что, кроме главного центра, одновременно могут существовать несколько других центров, которые с ним связаны и являются его образами, в результате чего легко возникает путаница, тем более что эти вторичные центры, будучи более открытыми, тем самым более заметны, чем верховный центр[205].
В этой связи мы уже, в частности, отмечали подобие Лхасы, центра ламаизма, Агартхе. Теперь добавим, что даже на западе известны еще по крайней мере два города, само топографическое расположение которых обладает особенностями, позволяющими предположить, что их происхождение обусловлено сходными причинами: Рим и Иерусалим (и выше мы видели, что второй был, на самом деле, видимым образом таинственного Салима Мелхиседека). Как мы уже указывали выше, действительно в древности существовало то, что можно назвать сакральной, или жреческой, географией, и расположение городов и храмов не было произвольным, но определялось на основании очень точных законов[206].
На основании этого можно предположить связи, объединявшие «жреческое искусство» и «царское искусство» с «искусством строителей»[207], а также почему древние цеховые объединения могли обладать истинной священной традицией[208]. К тому же между основанием города и созданием учения (или новой традиционной формы, посредством приспособления к определенным условиям времени и места) существовала такая связь, что часто город символизировал традицию[209]. Естественно, что необходимо было предпринимать совершенно особые предосторожности, когда речь шла об определении расположения города, которому предназначалось стать столицей целой части света. И с этой точки зрения заслуживают самого тщательного рассмотрения как названия городов, так и все, что связано с обстоятельствами их основания[210].
Не будем больше распространяться по этому поводу, так как с объектом нашего исследования это связано лишь опосредованно, добавим лишь, что центры, подобные тем, о которых мы только что говорили, существовали на Крите в доэллинскую эпоху[211]. Кажется, и в Египте их было несколько. Их, вероятно, создавали в последовательные эпохи, как Мемфис и Фивы[212]. Последнее название города, принадлежащее одному греческому населенному пункту, должно особенно привлечь наше внимание в качестве обозначения духовных центров по причине своей явной схожести с еврейским Thebah, то есть Ковчег потопа. Он тоже является изображением высшего центра, рассматриваемого особо в связи с тем, что он обеспечивает сохранность традиции в переходный период, как бы в свернутом состоянии[213]. Данный период — это как бы переходный этап между двумя циклами, который отмечается космическим катаклизмом, разрушающим предшествующее состояние мира, чтобы дать место для нового состояния[214]. В библейской традиции роль Noah[215] аналогична роли Satyavrata в индуистской традиции, который впоследствии становится под именем Vaivaswata, Manu современного цикла. Следует, однако, заметить, что индуистская традиция относится к началу современной Manvantara, тогда как библейский потоп является знаком начала всего лишь менее протяженного другого цикла, входящего в состав этой самой Manvantara[216].
Речь идет не о том же самом событии, но лишь о двух похожих друг на друга событиях[217].
Еще более заслуживает здесь внимания связь, существующая между символикой Ковчега и радуги, связь, которая в библейском тексте подчеркивается появлением радуги после потопа в качестве знака союза между Богом и земными тварями[218]. Ковчег во время катаклизма плывет по океану низших вод. Радуга в момент, отмечающий восстановление порядка и обновление всех вещей, появляется «в облаке», то есть в области высших вод. Следовательно, речь идет о связи по аналогии в самом строгом смысле этого слова, то есть эти два образа являются обратным отражением и дополнением друг друга: выпуклость ковчега ориентирована вниз, а выпуклость радуги — вверх, и их соединение образует круг или завершенный цикл, в котором они образуют две половины[219]. Этот образ в действительности был полным в начале цикла. Это вертикальный срез сферы, горизонтальный срез которой пред ставлен круговой оградой земного Рая[220]. Он разделяется посредством креста, который образует четыре реки, текущих с «полярной горы»[221]. Восстановление должно происходить в конце того же цикла. Но тогда, в образе небесного Иерусалима, круг заменяется квадратом[222], и это указывает на реализацию того, что последователи repметизма символически называли «квадратурой круга»: сфера, которая представляет развитие возможностей в результате расширения изначальной и центральной точки, преобразуется в куб, когда это развитие завершается и когда достигается конечное равновесие для рассматриваемого цикла[223].
Глава 12. Некоторые выводы
Согласующиеся свидетельства из всех традиций очень четко приводят к такому выводу: есть утверждение, что существует истинная «Святая Земля», прототип всех других «Святых Земель», духовный центр, которому подчинены все остальные. «Святая Земля» является также «Землей Святых», «Землей Блаженных», «Землей Живых», «Землей бессмертия». Все эти выражения эквиваленты друг другу, и сюда же следует добавить «Чистую Землю»[224]. Именно это выражение применял Платон для обозначения «обители Блаженных»[225]. Обычно считают, что эта обитель расположена в «невидимом море». Но если хочется понять, о чем идет речь, то не следует забывать, что во всех традициях говорят об одних и тех же «духовных иерархиях», которые представляют собой уровни посвящения[226].
В настоящий период нашего земного цикла, то есть в Kali-Yuga, эта «Святая Земля», охраняемая «стражами», скрывающими ее от взглядов непосвященных, обеспечивая при этом некоторые связи с внешним миром, на самом деле является невидимой, недоступной, но только для тех, кто не обладает необходимыми качествами, чтобы туда попасть. Следует ли рассматривать ее расположение в определенной области буквально или в качестве символа, или одновременно имеет место и то и другое? На этот вопрос мы ответим просто, что для нас сами географические, как и исторические, факты обладают, подобно всем другим, символической ценностью, что между тем ни в коей мере не лишает их присущей им реальности, так как они остаются фактами, но наделяет их, кроме этой непосредственной реальности, еще и высшим значением[227].
Мы не думаем, что сказали все, что можно сказать по вопросу, которому посвящено данное исследование. Отнюдь нет. И сами связи, которые мы установили, могли бы подсказать еще много других. Но, несмотря на все это, мы, конечно, сказали по этому вопросу гораздо больше, чем было сказано до сих пор, и кое у кого возникнет соблазн упрекнуть нас за это. Между тем мы не думаем, что было сказано слишком много, и, более того, мы убеждены, что не существует ничего, о чем нельзя было бы говорить. Хотя мы менее, чем кто-либо, расположены спорить об уместности рассмотрения вопросов своевременности, когда речь идет о публичном изложении определенных вещей, не слишком привычных по своему характеру. По вопросу уместности мы можем ограничиться одним коротким замечанием: в обстоятельствах, среди которых мы живем в настоящее время, события разворачиваются с такой скоростью, что для многих вещей, смысл которых еще непосредственно не проявился, скоро можно будет найти (и гораздо скорее, чем есть соблазны предполагать) довольно неожиданные области применения, а может, и вообще непредсказуемые. Мы хотим воздержаться от всего, что в большей или меньшей степени подходило бы на «пророчества». Но чтобы закончить, мы должны между тем привести здесь данную фразу мэтра Иосифа, которая так же верна сегодня, как и столетие назад: «Мы должны оставаться готовыми к самым значительным событиям в божественном устройстве, к которым мы шагаем с огромной скоростью, что должно поражать всех наблюдателей. Неоспоримые предсказания уже провозглашают, что время пришло»[228].
205
По выражению, которое Сент-Ив заимствовал из символики Таро, верховный центр среди других подобен «нулю, закрытому двадцатью двумя арканами».
206
В «Тимее» у Платона в завуалированной форме могут содержаться указания на науку, о которой идет речь.
207
Вспомним в этой связи, что мы говорили о титуле Pontifex; с другой стороны, выражение «царское искусство» сохранилось в современном масонстве.
208
У римлян Янус одновременно являлся богом инициации в Мистерии и богом цеха ремесленников (Collegia fabrorum). В подобной двойной атрибутике существует особое значение.
209
Для примера приведем символ Амфиона, возводящего стены Фив звуками своей лиры. Скоро будет понятно, что значит название этого города Фивы. Известно, насколько важную роль играла лира в орфизме и пифагорействе. Следует отметить, что в китайской традиции музыкальные инструменты тоже часто играли похожую роль, и понятно, что подобная информация должна пониматься символически.
210
Что касается названий, то несколько примеров можно было обнаружить в предшествующем материале, в частности, что говорилось об идее белизны. Дальше мы приведем еще несколько примеров. Есть также что сказать о священных предметах, с которыми в определенных случаях было связано могущество и даже само сохранение города: таким был легендарный Palladium в Трое; такими в Риме были Щиты Саллиев (которые, по преданию, были вырезаны из аэролита времен Numa. Коллегия Саллиев состояла из 12 членов); эти предметы поддерживали «духовное влияние», как ковчег Завета у евреев.
211
Название Minos, в этом отношении, само по себе является достаточным указанием, так же как и Menés в том, что касается Египта. Вернемся также к тому, что мы говорили об имени Numa в связи с Римом, и напомним о значении имени Shlomoh для Иерусалима. По поводу Крита укажем мимоходом о применении Лабиринта в качестве характерного символа у строителей Средних веков. Самое интересное, что прохождение Лабиринта по узорам плиточного пола в некоторых церквах считалось как бы заменой паломничества в Святую Землю для тех, кто не мог его осуществить.
212
Также было показано, что Дельфы играли подобную роль в Греции. Это имя связано с дельфином, символика которого чрезвычайно важна. Другое интересное название — это Вавилон: Bab-Ilu значит «Дверь Неба», что является одним из определений, применяемых Иаковым по отношению к Luz. При этом он может иметь значение «дом Бога», как Beith-EI. Но он становится синонимом «путаницы» (Babel), когда традиция утеряна: то изменение символа на противоположный, когда Janua Inferni занимает место Janua Coeli.
213
Это состояние похоже на то, которое для начала цикла изображается «Яйцом Мира», содержащим в зародыше все возможности, которые разворачиваются в течение цикла. Ковчег содержит в себе все элементы, которые пригодятся для восстановления мира и которые также являются семенами его будущего состояния.
214
Еще одной из функций «Понтификата», следовательно, является переход или передача традиции из одного цикла в другой. В данном случае строительство ковчега имеет тот же смысл, что и создание символического моста, так как оба в равной мере предназначены для «пересечения вод», что при этом обладает большим набором значений.
215
Следует также заметить, что Ной описывается как первый человек, посадивший виноградную лозу (Бытие, IX, 20), что связано с рассказанным нами выше о символическом значении вина и его роли в священных ритуалах в связи с жертвой Мелхиседека.
216
Одно из исторических значений библейского потопа может быть связано с катаклизмом, в котором исчезла Атлантида.
217
То же замечание, естественно, относится ко всем, связанным с потопом традициям, которые встречаются у очень многих народов. У них потоп связан с еще более частными циклами, и именно такие события описываются греками в Deucalion и Ogygés.
219
Эти две половины соответствуют двум половинам «Яйца Мира», так же как «высшие воды» и «низшие воды». Во время периода волнений верхняя половина становится невидимой, и тогда в нижней половине получается то, что Фабр д'Оливе называет «нагромождением видов». Два дополняющих друг друга образа с определенной точки зрения можно уподобить двум полумесяцам, повернутым друг к другу обратными сторонами (один отражает другой в симметричном расположении по отношению к водной поверхности раздела), что связано с символизмом Janus, одной из эмблем которого, между прочим, является судно. Следует также отметить, что существует некое символическое равенство между полумесяцем, чашей и судном и что слово сосуд («vaisseau») служит для обозначения второго и третьего понятий («Священный сосуд» — это одно из наиболее распространенных наименований Graal в Средние века).
220
Эта сфера является еще и «Яйцом Мира». Рай земной располагается в плоскости, которая разделяет его на две части, верхнюю и нижнюю, то есть на границе Неба и Земли.
221
Последователи Каббалы соотносят эти четыре реки с четырьмя буквами, образующими на древнееврейском языке слово Pardes; мы уже говорили об их аналогии с четырьмя реками и Преисподней (Эзотеризм Данте. 1957. С. 63).
222
Эта замена соответствует замещению растительной символики символикой камней, о значении которой мы уже говорили (Эзотеризм Данте. 1957. С. 67). Двенадцать дверей небесного Иерусалима, естественно, соответствуют двенадцати знакам Зодиака, так же как и двенадцати коленам Израиля. Речь, следовательно, идет о трансформации зодиакального цикла, следующей за прекращением вращения мира и его фиксацией в конечном состоянии, которая является восстановлением изначального состояния, когда заканчивается последовательная манифестация возможностей, содержащихся в нем. «Дерево Жизни», которое располагалось в центре земного Рая, равным образом находится и в центре небесного Иерусалима, и здесь оно приносит двенадцать плодов. И эти плоды явно имеют определенную связь с двенадцатью Adityas, так же как и само «Дерево Жизни» связано с Aditi, единой и недели мой сущностью, потомством которой они являются.
223
Можно было бы сказать, что сфера и куб соответствуют динамической и статической точкам отсчета. Шесть плоскостей куба ориентированы по трем измерениям пространства, так же как шесть ветвей креста прослеживаются от центра сферы. Что же касается куба, то здесь легко провести связь с масонским символом «кубического камня», который также соотносится с идеей законченности и совершенства, то есть с реализацией всей полноты возможностей, подразумевающихся в определенном состоянии.
224
Среди буддийских школ, существующих в Японии, есть школа Gidô, название которой переводится как «Чистая Земля». С другой стороны, оно напоминает мусульманское наименование «Братья Чистоты» (Ikhwân Es-Safa), не говоря уже о Cathares, из западного Средневековья, чье название значит «чистые». Между тем вероятно, что слово Sûfî, обозначающее в исламе посвященного (или, точнее, тех, кто достиг конечной цели посвященности, как Yogos в индуистской традиции), имеет точно такой же смысл. Действительно, вульгарная этимология, производящая его от sûf, «шерсть» (из нее делали одежду, которую носили Sûfîs), не слишком удовлетворительна; и объяснение через греческое «sophos», «мудрый», кажущееся более приемлемым, тем не менее не подходит, так как возводит его к иностранному слову не из арабского языка. Нам, следовательно, представляется, что следует допустить интерпретацию, которая производит Sûfî от safâ, «чистота».
225
Символическое описание этой «Чистой Земли» встречается в конце Phédon (пер. М. Меньера. С. 285–289); уже отмечали, что можно провести некоторую параллель между этим описанием и описанием земного Рая у Данте (Стьюарт Дж. Mytha of Plato. С. 101–113.
226
Между прочим, различные миры, в сущности, являются состояниями, а не местами, хотя символически они могут описываться как таковые. Санскритское слово loka, применяющееся для их обозначения, являющееся тем же самым, что и латинское Locus, содержит в себе указание на этот пространственный символизм. Существует также временной символизм, согласно которому эти состояния описываются как последовательность циклов, хотя время, так же как и пространство, в действительности лишь подходящее условие для одного из них таким образом, что последовательность здесь является лишь образом причинной связи.
227
Это можно сравнить с множественностью смыслов, возникающих при интерпретации священных текстов. Они не только не проивопоставляются и не вредят друг другу, но, наоборот, дополняют и гармонизируют друг друга в синтетическом, интегральном знании. С точки зрения, которой мы придерживаемся, исторические факты соответствуют временному символизму, а географические — пространственному. При этом между ними существует необходимая связь, или корреляция, так же как и между временем и пространством, и именно поэтому локализация духовных центров может различаться в зависимости от рассматриваемых периодов времени.
228
Вечера в Санкт-Петербурге, 11-я беседа. И чтобы избежать какой бы то ни было видимости противоречия с прекращением «предсказаний-оракулов», о чем мы только что говорили выше и что уже отмечал Плутарх, необходимо лишь сказать, что мэтр Иосиф использует слово «предсказание» в самом широком смысле, которым его часто наделяют в современном языке, а не в том точном и строгом, как его использовали в древности.