— Олени, видно, не собираются нам помогать сегодня, — сказал Диего, когда мы прошли уже не меньше пяти миль. — Мы бы обязательно увидели, как один из них или даже парочка пасется поблизости, или, по крайней мере, услышали бы, как они ломятся в лес.
От полуденного зноя мне стало дурно.
— Почему, чтобы это понять, потребовалось столько времени?
— Знать — совсем не то же самое, что думать, предполагать или планировать. Знание приходит к человеку в нужное время, а со мной этого до сих пор не случилось. И как только я это понял, сразу же сказал тебе.
Кожа у меня была липкой, а от жары снаружи и холода в теле я чувствовала себя так, словно сейчас упаду в обморок.
— Мне надо сесть.
— Не здесь. Мы не можем найти Тамаца Кауйюмари, и это значит, что нас преследует дух другого животного, врага Тамаца. Если ты сейчас сядешь, тебя могут убить.
— Никто меня не преследует, в том числе и дух враждебного животного. О боже. Я так устала, что не могу больше идти.
Диего прыгнул ко мне и во второй раз за это утро опустил руки мне на плечи. Великому кондору определенно нравилось прикасаться ко мне.
— Ты не можешь идти дальше, белая девушка?
— Нет. — Я засмеялась. Правда не могу.
— Как же ты собираешься возвращаться в Касабланку?
— Мне надо передохнуть. Всего лишь пару минут.
— Я придумал.
Диего взял меня на руки, и я почти сразу уснула, лишь только прижалась к его влажной майке. Оба мы, влажные от тропической жары, уже несколько притерлись друг к другу. Его тело пахло потом и кокосовыми орехами, и мне приснился мой самый первый мальчик он сидел в кресле спасателя на пляже в клубе «Сильверпойнт» на Лонг-Айленде, а я, вся намазанная маслом для загара, сидела рядом с ним в ярко-синем купальнике и зеркальных солнечных очках.
Когда я проснулась, мне стало получше.
— Все в порядке. Я уже могу идти сама.
Он крепче прижал меня к себе.
— Ты уверена? — прошептал он мне в волосы.
— Да. Отпусти меня.
— Но мне нравится, когда ты у меня на руках, нравится нести тебя. Ты такая милая и легкая.
Мне это тоже очень нравилось, но я совсем не хотела, чтобы свободолюбивый кондор знал об этом.
— Отпусти меня.
Он переместил меня из горизонтального в вертикальное положение так, что мое тело медленно соскользнуло вдоль его.
Мы прошли остаток пути до дома Армандо рядом. Я всегда считала, что в Нью-Йорке хожу достаточно много: от Юнион-сквер на работу в средней части города и обратно, но в действительности оказалось, что не так много, как представлялось, потому что ноги у меня с непривычки опухли и гудели от качественно нового уровня их эксплуатации.
Мы были уже почти у дома, когда вдруг Диего остановил наше движение, придержав меня рукой. Притянул к себе, прижав спиной к своей груди. Собрал мои волосы на затылке в хвост и зажал их в руке.
— Смотри, — прошептал он мне в ухо. — Посмотри налево, но не произноси ни слова.
Я повернула голову. По всей территории вокруг дома Армандо паслись олени. Одни из них были теплого коричневого цвета с белыми пятнами, а другие серые, грязноватого оттенка. Большие и маленькие, самцы и самки, молодые самцы, самцы-одногодки и оленихи с оленятами. Они были повсюду. Это напомнило мне уличный карнавал, когда нигде нет ни клочка свободного пространства.
Диего возбужденно шептал мне в ухо:
— Они пришли к тебе. Прямо к тому месту, где ты живешь. Эго означает, что олени на твоей стороне.
— А что может случиться? — Я смотрела на животных, заслонившись от слепящего солнца. — Они такие деликатные и нежные. Не верю, что они могут принести какой-нибудь вред.
— Не давай им одурачить себя кротким взглядом. Они могут просто задавить тебя своим телом. Конечно, у них нет ни когтей, ни яда и они не кусаются, но, если их дух тебя не полюбит, ты и дня не проживешь на их земле. Их дух убедит тебя, что ты не сможешь найти здесь еду, укрытие или просто душевный покой. Их дух будет беспокоить тебя, пока не уничтожит физически или нравственно. Никогда не расслабляйся вблизи стада оленей, если только ты не уверена в своей совместимости с ними. Их мягкость и кротость не более чем защита. Они жестоки и беспощадны, как тигрицы, охраняющие своих детенышей. Ты внутри тоже такая, поэтому-то ты и совместима с оленями. В глубине души вы понимаете друг друга.
Мы с Диего крошечными шажками двинулись к оленям.
— Тамац Кауйюмари, великий дух оленя, вездесущ, — прошептал Диего. — Ты его чуешь?
Единственное, что я чувствовала, были жара и усталость, да еще я тихо бесилась из-за того, что Диего считал мою мягкость и кротость прикрытием и маскировкой.
— Кауйюмари делает тебя такой усталой, чтобы ты не подходила и не пугала стадо. Единственное, что тебе надо делать, — это сидеть и наблюдать за мной. Я все сделаю сам.
Пожалуй, это было лучшее предложение за весь день.
— Если олень возбудится и вдруг взбрыкнет, как лошадь, не пугайся. Или, если тебе покажется, что они ударятся в панику от испуга, вспомни, что они сами пришли к месту, где ты живешь. Тебе не пришлось искать их на поляне в джунглях. Они хотят, чтоб их дух слился с твоим, поэтому нет причины их бояться. Понятно?
Я кивнула, села, опершись о ствол ближайшей пальмы, и стала наблюдать за Диего. Он шел к оленям, и его густые волосы сверкали на солнце. Я вдруг поняла, что понятия не имею, сколько ему лет. Может, двадцать семь, а может, и сорок. Отменное здоровье скрывало его возраст. Оно так же бросалось в глаза, как у других цвет глаз или волос: его тело излучало энергию, белые зубы, выпуклые твердые мышцы на шее, загорелая сильная безволосая грудь, большие руки и босые ступни с чистыми светлыми ногтями на пальцах — все это свидетельствовало об очевидном, прямо-таки неприличном для современных людей физическом здоровье. Похоже, он был из тех людей, кто проживет долгую жизнь. Я постаралась не думать о Диего и его долголетии, а стала просто смотреть, как он подбирается к стаду. Я чувствовала, как сама погружаюсь и тону в какой-то странной легенде, чуждой мне, и постаралась выбраться из этого тумана, переключившись на девять растений, истинную причину моего приезда в Мексику, и на то, как я буду выбираться отсюда и вернусь в свою собственную легенду, в Нью-Йорк.
Диего помахал мне рукой, требуя, чтобы я смотрела на него. Когда наконец ему удалось привлечь мое внимание, он подвигал руками из стороны в сторону, как делают спортсмены, разминаясь перед ходьбой: подвижные мускулы его спины работали абсолютно синхронно с длинными и гибкими мышцами ягодиц и бедер. Его тело словно двигалось в такт с оленями, листьями на деревьях, трепещущей травой на земле, приближаясь к ритму биения сердца, которое я ощущала в собственном теле даже на расстоянии в пятьдесят футов. На какую-то долю секунды все вокруг превратилось в единый организм, двигающийся в унисон с ритмом, заданным где-то в самой глубине земли.
Приближаясь к стаду, Диего, казалось, в своем движении так сроднился с животными, что никто из них ни разу даже не взглянул в его сторону. Он остановился и внимательно оглядел стадо, разыскивая, как я предположила, Тамаца Кауйюмари.
Диего опускался все ниже к земле, пока не пополз на четвереньках. Он крался к огромному красновато-коричневому самцу с серыми полосами, который пил воду из источника. У оленя были большие ветвистые рога, словно кто-то посадил ему на голову сухое дерево. Это, без сомнения, был Тамац Тауйюмари.
Диего остановился и встал на колени. Я вытянула шею, чтобы получше видеть его над головами животных. Он стоял на коленях перед одним из старейших оленей, как будто молился. Я же стояла и в совершенном изумлении наблюдала, как, один за другим, олени собираются вокруг Диего и Тамаца Кауйюмари, образуя круг, пока они вовсе не скрыли от меня Диего, словно он стал одним из них.
Я не знала, что делать. Бежать ли к ним и пугать стадо? Опасны ли они для Диего? Или, может, бросить в них камень и разогнать?