Криста и Бекка Ритчи
Оранжерейный цветок
Серия: Сёстры Кэллоуэй #2
Информация
Внимание! Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу-переводчика строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного чтения, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Просим Вас, дорогие читатели, НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик Ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук. Спасибо!
Перевод: AmorNovels
ПРИМЕЧАНИЕ ОТ РАЙКА
Моя жизнь полна нетрадиционных, ненормальных вещей и чертовски неловких ситуаций.
Если вас легко оскорбить грубыми словами и непристойными разговорами, значит, Вы где-то, черт возьми, свернули не туда. Вы не поймете меня, если не примете мой характер, и я не собираюсь объяснять свои чертовы действия или мотивы.
Я грубый.
У меня сложный характер.
Я тот человек, которого Вы избегаете в своей жизни.
Поэтому я предупреждаю вас сейчас. Отступите.
Потому что, как только Вы станете частью моей жизни, я никогда не позволю Вам уйти.
Пролог
Райк Мэдоуз
Каждый понедельник был чертовски похож на предыдущий. Неважно, было ли мне десять или двенадцать лет. Пятнадцать или семнадцать. Водитель по имени Андерсон заезжал за мной в полдень в пригородный дом. Десять минут спустя он высаживал меня около загородного клуба, мой отец сидел за тем же гребаным столом в дальнем углу, у того же гребаного окна с видом на два красно-зеленых теннисных корта. Он заказывал ту же гребаную еду (филе-миньон со скотчем столетней выдержки) и задавал одни и те же гребаные вопросы.
— Как дела в школе?
— Хорошо, — ответил я.
Мой средний балл был 4,0. Мне было всего семнадцать, и представители разных университетов предлагали мне присоединиться к их командам легкоатлетов. В своё свободное время я занимался скалолазанием, я увлекался им и легкой атлетикой в равной степени. Я построил этот план в своей голове еще со старшей школы. Я собирался поступить в институт, чтобы заниматься легкой атлетикой. И тогда я бы не взял ни цента его гребаных денег. Я бы позволил своему трастовому фонду сгнить. Я бы уехал так далеко от своих родителей, как только мог. И наконец обрел бы покой и забыл о всей лжи, в которой я тонул.
Мой отец потягивал скотч.
— Твоя мама не рассказывает мне, как у тебя дела, а ты открываешь свой чертов рот, чтобы произнести только односложные слова. Так что же мне остается делать? Звонить незнакомцам, чтобы узнать о тебе? Может твоему учителю? Чтобы они подумали, что я чертовски ужасный родитель?
Я сидел, опустив свой взгляд на стол. Я и пальцем не притронулся к своему сэндвичу с курицей. Я принимал от него еду, когда мне было десять. Я всегда ел бургеры, когда мне было одиннадцать. Но когда мне исполнилось пятнадцать, я очнулся и, наконец, понял, что сижу и ем с гребаным монстром.
— Мне нечего сказать, — ответил я ему.
— Ты что, внезапно оглох? Как прошла твоя неделя? Чем ты, чёрт возьми, занимался? Не так уж и сложно ответить, — он опустошил свой стакан. — Чушь какая-то, — пробормотал он, указывая на меня пальцем руки, которая все еще держала стакан. — Предполагалось, что умным сыном будешь ты.
Затем он подозвал официанта, чтобы тот принес еще одну порцию скотча.
Мои мышцы напряглись при упоминании Лорена, подавляемая ненависть наполняла и раскаляла полностью мое тело.
Я не мог контролировать этот гнев. Он просто поглощал меня, словно гребаный лесной пожар.
— Мы можем уже закончить? — спросил я. — Мне, черт возьми, нужно еще кое-куда.
Подошел официант и наполнил стакан отца на четверть. Тот приказал не останавливаться, и вот стакан был полон уже почти до краев.
— И ему тоже налей, — сказал мой отец.
Джонатан Хэйл плавал в миллиардах долларов, заработанных Hale Co., компанией детских товаров. Он платил за молчание персонала загородного клуба, чтобы те закрывали глаза на распитие алкоголя несовершеннолетними. Это, блять, было уже в порядке вещей.
Мой желудок сжался при виде алкоголя. Всего четыре дня назад я решил бросить пить. Я знал, что каждый понедельник мой отец будет устраивать мне проверку, если я ему об этом скажу. Но он об этом не узнает. Не хочу вообще говорить на эту тему. Я просто буду избегать алкоголь. Игнорировать его.
Официант налил мне стакан скотча и закупорил хрустальный графин.
Он оставил нас наедине, не проронив ни слова.
— Пей, — настаивал мой отец.
— Я не люблю скотч.
Отец наклонил голову: — С каких это пор?
— С тех самых, как он стал твоим любимым гребаным напитком.
Он покачал головой: — Вы с братом любите бунтовать, словно какие-то мелкие панки.
Я уставился на него.
— У меня нет ничего общего с этим придурком.
— Тебе-то откуда знать? — с легкостью парировал он. — Ты же никогда с ним не виделся.
— Я просто, блять, знаю, — я схватил свое колено, начавшее подергиваться. Мне хотелось убраться отсюда поскорее. Я просто не выношу разговоров о Лорене. Я всегда знал, что у меня есть сводный брат. Было чертовски нетрудно догадаться, что ребенок Джонатана Хэйла — тоже мой родственник. У нас, черт возьми, был общий отец. Но мои отец и мать мне не рассказывали об этом до тех пор, пока мне не исполнилось пятнадцать. После того, как моя мама пожаловалась на этого ребенка-ублюдка, я попросил отца рассказать подробнее. И наконец, он открыл мне три факта, которые прояснили уже формировавшуюся в голове у меня картину.
Первый: Джонатан изменил Саре, моей маме, с какой-то другой женщиной, когда мне было несколько месяцев.