Я собирался продолжать бегать.
Я собирался поступить в университет.
Обрести свой покой.
Пошли они. Все. На хуй.
Мой отец расслабился.
— Почтовый ящик — не так уж и серьезно. Твой брат делал вещи и похуже, — он покачал головой, вспоминая всё, что делал его сын. А потом его глаза метнулись ко мне, и я знал что за вопрос сейчас прозвучит. — Ты хочешь с ним встретиться?
Я открыл рот, но он меня перебил:
— Прежде чем ты скажешь «нет», выслушай меня. У него в жизни все совсем по-другому, не как у тебя...
— С меня, блять, хватит, — я не хотел тратить свою энергию на Лорена. Довольно.
— Нелегко расти будучи Хэйлом. Мы зарабатываем деньги от продажи детских товаров. Ему приходится терпеть кучу насмешек…
— Мне насрать, — усмехнулся я. Мы оба жили во лжи, но моя была куда хуже. — Мне никогда не разрешали говорить людям, кто я на самом деле такой. Он был в такой ситуации? Мама часто говорила, что люди относились бы ко мне по-другому, узнай они, что мой отец — генеральный директор с миллиардным состоянием. Но на самом деле вы оба пытались, черт возьми, скрыть меня, — откинувшись на спинку стула, я скрестил руки на груди. Блять, матери даже пришлось остаться Хэйл по чертовым условиям развода, в то время как я был Мэдоузом.
— Не совсем, — ответил он. — Мы пытались скрыть тот факт, что Лорен — не ребенок Сары. Она была беременна только один раз. Мы не могли объявить вас обоих нашими сыновьями, не испортив мою репутацию.
Вот почему моей маме пришлось держать рот на замке насчет измены — чтобы защитить Джонатана. И каждый день, когда ей приходилось помогать этому бездушному придурку, разъедал ее, черт возьми, изнутри. Но она делала это ради денег. Но я не мог представить, что какая-либо сумма денег стоит той гребаной боли, которую ей причинила эта ложь.
И все для того, чтобы сохранить лицо.
— Почему выбрали его? — спросил я. — Почему вы не прячете Лорена?
Ты любишь его больше.
Лицо отца оставалось пустым, не показывая ни одной эмоции. Он был одет в щеголеватый костюм, и выглядел в нем достаточно дорого.
— Просто так все сложилось. Тебе было легче дать девичью фамилию твоей матери. У Лорена же был только один вариант. Я.
Я стиснул зубы.
— Знаешь, я просто рассказываю всем своим друзьям, что мой отец умер. Иногда я даже придумываю разные обстоятельства твоей смерти. О да, мой отец утонул в лодке; погиб на своей гребаной золотой яхте, когда срал на унитазе.
Отец превратился в призрака или демона, с которым я встречался по понедельникам. Ничего больше.
Он облизнул губы и отхлебнул виски, не встречаясь со мной взглядом. Он чуть не рассмеялся. Он нашел мои слова чертовски забавными.
— Послушай, Джонатан, — сказал он.
— Я — Райк, — выпалил я. — Сколько, блять, раз тебе это говорить?
Мне не нужны были ни его имя, ни гены. Я планировал всегда использовать свое второе имя.
Он снова закатил глаза и вздохнул.
— Лорен не такой, как ты. Он не силен в спорте. Не думаю, что он когда-либо в своей жизни успешно сдавал тесты. Он растрачивает свой потенциал впустую, тусуясь на вечеринках. Если бы вы встретились с ним, ты мог бы помочь…
— Нет, — резко ответил я. Положив руки на стол, я наклонился ближе. — Я не хочу иметь ничего общего с твоим сыном. Так что прекрати, блять, спрашивать.
Он достал свой бумажник и передал мне фотографию — он уже показывал мне ее пару раз. Лорен сидел на лестнице особняка нашего отца, дома, где он вырос. Я всегда искал сходство в наших чертах лица и чувствовал отвращение.
У нас был одинаковый цвет глаз, только у него они были более янтарными, а у меня — карими. Мое лицо было более резким, однако наше телосложение было похоже. Мы оба были худощавыми, а не коренастыми. На фото он был одет в белую рубашку и темно-синий галстук — форма Академии Далтон. Он сидел, отвернувшись от камеры. Линия его нижней челюсти такая острая, подобной я прежде не видел. Он выглядел как гребаный придурок, будто считал, что лучше открыть пиво со своими друзьями, чем сидеть ради фото.
— Он твой брат...
Я вернул ему фотографию.
— Он для меня никто.
Джонатан осушил второй стакан скотча, убирая фотографию в карман. Он что-то проворчал себе под нос о моей сучке матери. Она никогда не хотела, чтобы я знакомился с Лореном, точно так же, как она отказывалась иметь хоть какой-то с ним контакт. Насколько я знал, Лорен, как и весь гребаный мир, думал, что Сара была его матерью. Или, может быть, кто-то наконец сказал ему правду. Что это он гребаный ублюдок, незаконнорожденный сын.
Я не знаю.
И, честно говоря, мне было плевать.
В любом случае какое это имеет значение?
1. Райк Мэдоуз
Девять Лет Спустя
Я бегу. Но не от чего-либо. У меня есть чертов пункт назначения: конец длинной пригородной улицы, вдоль которой выстроились четыре дома в колониальном стиле и расстелились акры росистой травы. Место настолько уединенное, насколько это возможно. Шесть утра. Солнце едва взошло, так что мои стучащие по асфальту ноги пока не очень видно.
Я обожаю раннее утро, черт возьми.
Люблю встречать рассвет больше, чем закат.
Я продолжаю бежать. Мое дыхание выравнивается в профессиональном ритме. Благодаря тренировкам по легкой атлетике и скалолазанию — виду спорта, к которому я чертовски пристрастился — мне не нужно думать о вдохах и выдохах. Все получается само собой. Я просто фокусирую свое внимание на конце улицы и бегу. Черт побери, я даже не замедляюсь. Не останавливаюсь. Я вижу цель, и я, блять, к ней бегу.