Выбрать главу

СТИХИ АНТОНА ТАРЛЕ,

не вошедшие в книгу «Странностей»

ТЕРПЕНИЕ

1
Эвтерпа, дай уснуть: невмочь фруктозу рифм тянуть из меда. Исходит медленная ночь парами крепкого иода.
Но шепчутся в палате Парки про мох исландский и припарки, и терпеливая сестра не оставляет до утра.

2

(Decima[62])
Эвтерпа, та, что боль терпела и глаз своих поднять не смела, та, что в изодранной тунике иль на Пикассовой «Гернике», Эвтерпа, душенька, сестра, чьи в кровь разбитые уста твердили: «Господи, прости», сжимала медяки в горсти и по утру кралась тайком домой, укутавшись платком.

* * *

Я ключевое в прелести твоей никак не обнаружу: без осадка растворено решающее в ней, как в ключевой воде состав солей, — без частностей, без меры, без остатка; и чем мне что-то кажется верней скрывает суть (так в кубке тает сладко жемчужина), тем проще и страшней и отдаленней дивная разгадка.

* * *

Р.

Меня твоя страсть не застала врасплох: я всполохи наших свиданий задумывал впрок, как собранье стихов, для будущих неких изданий.
Тебя вычисляя в грядущем, я мнил, ты будешь другая, но, встретив, мечту я с реальностью соединил, слияния их не заметив.
И все же, как утренний в небе зазор, как жилки на высохших листьях, порой проступает первичный узор и образ твой, сложенный в мыслях.

ПОТОП

Где-то в сырой траве часто кричит дергач…

Крепко тебя обняв в душной норе такси, хмелем волос твоих я до пьяна дышал, но усмехнулась ты, выслушав шепот мой, и ослепил меня встречной машины луч.
Город для слов моих слишком казался мал: стоило мне начать, как возникал твой дом. Ветер фонарь над ним, словно дитя, качал и твою тень моим крыл на стене плащом.
Я ведь тогда уж знал, что нас с тобою ждет: пепел падет на град, смоет река дворцы. Чуждый стихам язык будешь учить тайком, с варваром-чужаком ложе разделишь ты.
Где-то, в каких стихах, «часто кричит дергач»? Слышала ль ты хоть раз птицы той частый крик? Но промолчала ты, глядя в речную даль, — молча стоять тебе нравилось на ветру.

НЕПАЛ

Неужели взойти на хребет Эвереста суждено было мне, как кому-то с карниза опрокинуть плашмя в мостовую предместья свою жизнь под напором смертельного бриза?
Шляпу сняв, без пальто, пал он вниз... До того ли мне теперь, перед палевым солнцем Непала, от которого склон в фиолетовой соли и ледник расцветает палитрой опала?
В гуле близких лавин крики шерпов терялись, и заметна была круглота мировая, но уже надо мной санитары склонялись, грязным снегом льняные халаты марая.

MORTA

1
Страх смерти (низкий потолок, гранит перрона, заграница), я твой не вытвердил урок Как будто вырвали страницу в конце задачника: листай, ищи, ищи, надейся, или как будто лампу погасили в вагоне сонном, а роман, что ты держал в руках, как птицу, уж близится к концу — страницу, строку, быть может, не прочел...
2
Страх смерти — тонкая тетрадь, вот-вот закончатся чернила, но ты не можешь точно знать — на слове ль «явь», на слове ль «мнимо». Нам наших сил не рассчитать, не зная дальности дистанций — еще дремать? уже вставать? и сколько по дороге станций?

НА АДРИАНОВУ ЭПИТАФИЮ

«Animula vagula, blandula»[63], дитя ты — ату да ату. Тебя утешая и радуя, о дальней дороге солгу.
Представь: в черном небе как будто взрываются сотни шутих, и гаснут, и новое утро читает заученный стих.
И все это где-то за городом, за лесом, за миром — замри: каким притягательным холодом повеяло вдруг от земли!
Гляди-ка, ребенка укачивать, шепча, принимается мать. Куда же, в какое Мукачево тебя приведется сослать?
Каким покаяньем таежным, молитвой упорной какой, стихами какими продолжен я буду, «уйдя на покой»?
Ведь время настанет — курсивами пойдет жизнь страницы писать: курсисток, как фразы красивые, на курв и курзалы менять
Ужель карандашик затачивать, что нож на расправу? Ужель с дороги нельзя нам сворачивать: на Речицы, что ли, на Гжель?
В лесу тишь. Дымка паровозного угольная горечь. Терпи, бродяжка, случись в царство грозное дремучей тропою зайти.
Вот торит слепец одинокий в подземке свой траурный брод. Не так ли придется в далекий тебе отправляться поход?
И стук его суетной палки все будет коробить твой слух, и фразы из детской считалки от этого вспомнятся вдруг:
«Animula vagula, blandula...» Да полно тебе лепетать. Гляди-ка, луна уже канула. Не плачь: начинает светать.

КРЫМ

1
Это дикое рыжее имя будет в уши о воле рычать, когда сушу от струнного линя утром станет матрос отпускать.
вернуться

62

Decima — десятистишие (стихотворная форма), а также, как и Morta, одна из Парок в римской мифологии.

вернуться

63

«Animula vagula, blandula…» — начало предсмертно­го стихотворения императора Адриана («Душа моя, бродяжка, неженка...»).