Как почти все человеческие системы со времен Ускорения, Насущная Республика должным образом полагалась на A-ворота для производства, отправки, маршрутизации, коммутации и фильтрации пакетов и других операций, необходимых для сетевой цивилизации. То, как аккумуляторы наноассемблеров разбирали и дублировали артефакты и организмы, основанные на необработанном атомном сырье, делало их практически незаменимыми – не только для производственных и медицинских целей, но и для виртуальной транспортировки (проще одновременно втиснуть сотню шаблонов загрузки через T-ворота, чем сотню физических тел) и брандмауэрной фильтрации на молекулярном уровне. Даже когда война поставила ворота под угрозу заражения враждебными червями, никто не хотел от них отказываться – ведь постареть, одряхлеть, стать жертвой болезни или травмы всяко хуже, чем ходить под риском искажения памяти. Те немногие параноики, которые отказывались пройти через ассемблеры, вымерли из-за преклонного возраста или накопившихся травм; а те, кто их еще использовал, уже ни в чем не могли быть уверены – неизвестно, что именно эти черви хотели скрыть и даже кто такие сами Цензоры.
Однако стресс цензуры заставил людей перестать доверять всем проходам, которые они не контролировали. Невозможно подвергнуть цензуре данные или массу через Т-ворота – те представляют собой лишь тоннель искривленного пространства-времени, соединяющий две далекие точки. Таким образом, все коммуникации даже на короткие расстояния переместились к таким воротам, и новые массовые ассемблеры стали редкостью, потому что никто больше не доверял цензурированным A-воротам. Произошел экономический крах, за ним – разрыв коммуникаций, и целые сети T-ворот с высокой степенью внутренней связности (при этом необязательно с пространственной близостью) начали отключаться от более широкой сети. Насущная Республика, бывшая некогда сетью торговых государств с открытой топологией, превратилась в набор милитаристских КПП – пограничных постов между виртуальными республиками под защитой брандмауэров.
Так стало однажды – так было и сейчас. Невидимая Республика (НР) являлась одним из первых режимов-преемников. Была построена внутренняя сеть Т-ворот, которая жестко защищалась от внешнего доступа, пока не создали первое поколение новых А-ворот, дотошно построенных с нуля – из больших массивов квантовых точек, литографированных вручную. Даже во время войны НР сохраняла распределенную, весьма надежную сеть – эти военно-академические корни в ней чувствуются и поныне. Схоластия рассматривает знание как силу и пытается восстановить данные, утерянные в последующие темные века. Хотя в то же время ведутся оживленные дискуссии о том, действительно ли хорошая идея – заново открыть причину Правок. Ведь почти каждый потерял часть своей жизни во время войны, и десятки миллиардов погибли полностью: воссоздание предпосылок для худшего холокоста со времен двадцать третьего века – дело не бесспорное.
Как это ни парадоксально, ныне Невидимая Республика стала местом, куда многие люди приходят забыть прошлое. Те, кто остается людьми, редакцией в А-воротах лечащими себя от старческой немощи, должны научиться забывать – если хотят существовать дальше. Время – каустическая сода: оно растворяет мотивацию, убивает любопытство и высасывает из жизни всю радость. Однако забывание – хлопотный процесс, подверженный ошибкам транскрипции и повреждению личности. Удаляешь один непотребный паттерн – ложишься в какой-то другой. Все воспоминания взаимосвязаны, и управлять ими – одно из высших медицинских искусств. Отсюда – высокий статус и ресурсная мощь хирургов-храмовников, в чьи руки я себя отдал. Они научились своему мастерству, проводя судебно-медицинский анализ ущерба, нанесенного жертвам Войны Правок. Так вчерашняя преступность пришла к сегодняшней медицине.
Немногим позже моего разговора с Пикколо-47 я опять заявился в клуб пациентов, который мне показала Кей. И вот у меня в руке бокал, я наслаждаюсь нежными галюнами, производимыми напитком в сочетании с нежной музыкой. Денек жаркий, большинство гостей вечеринки – на улице, в бассейне. Времени даром я не терял – учился, пытался все-все узнать о конституции и правовых традициях Невидимой Республики. Но это тяжелая работа, поэтому я пришел слегка повеселиться. Свой меч и пояс дуэлянта оставил дома. Вместо них на мне черные легинсы и свободная толстовка, украшенная губкой Менгера [4] из пустых карманов, сшитых из меньших карманов, и еще меньших, почти на пределе видимости – сотканных в невесомости ордами крошечных маниакальных пауков, чьи гены, как говорят, были запрограммированы неким обсессивно-компульсивным портным топологом. Я очень доволен собой, потому что мой последний ассистент терапевта, Лют-629, отметил мои большие успехи. Наверное, поэтому я недостаточно осторожен.
4
Геометрический фрактал, состоит из 20 одинаковых частей, коэффициент подобия которых равен 1/3.