Кей, застенчивая и гораздо более продвинутая в реабилитации, чем любой из нас, сидит в кресле, а блондинка смотрит на меня. И вот что меня раздражает – светловолосая девушка не должна пугать посторонних. Может, я не так собран, как думаю?
– В таком случае… – я медленно встаю, ни на мгновение не прерывая зрительный контакт, – …может, мы пойдем с этим в ремилитаризованную зону? До первой смерти?
– Конечно, – шипит она.
Я смотрю на Кей.
– Было приятно с тобой поговорить. Повторишь мне заказ? Я скоро буду. – Я прямо-таки чувствую ее взгляд на спине, когда следую за блондинкой к воротам, ведущим в Зону. А те – прямо за стойкой.
Блондинка останавливается на пороге.
– Давай, сначала ты, – кивает она на ворота.
– Вот еще! Тот, кто бросает вызов, ступает первым.
Она снова угрожающе смотрит на меня, очевидно, вся не своя от гнева, затем входит в Т-ворота, мигает – и исчезает. Я потираю правую руку о кожаный килт, хватаю лезвие меча, вытаскиваю его и прыгаю в червоточину, соединяющую две эти точки.
Кодекс чести гласит, что бросающий вызов должен отойти от цели на приличных десять шагов, но блондинка в плохом настроении, и хорошо, что я обороняюсь и готов увернуться, потому что она уже наготове, желает вонзить меч мне в грудь или в живот прямо здесь.
Она быстра, безжалостна и совершенно незаинтересованна в соблюдении правил – это хорошо, потому что у моего собственного экзистенциального гнева наконец есть выход и объект приложения. Ярость, охватившая меня после операции, ненависть к военным преступникам, которые заставляли меня злиться и подвергли живого человека, которым я был, обширному стиранию памяти – даже не помню, какого я пола и роста, – наконец обрели цель: блондинку с мечом, лучащуюся сосредоточенностью и зеркальным отражением моего неистовства.
Эта часть ремилитаризованной зоны выполнена в виде полуразрушенного города древней Земли – постъядерная бетонная пустыня с руинами и странной растительностью, которая пробилась поверх памятников завоевателям и сгоревших остовов колесных авто. Мы, вполне возможно, единственные разумные существа здесь – брошенные на планету, где ни одна живая душа не обитает. И в этом одиночестве нам суждено преодолевать горе и ярость, что остались после операции.
Блондинка явно хочет решить все быстро. Я осторожно обороняюсь, пытаясь найти у нее слабые места. Она предпочитает колющие и рассекающие накрест удары, и я никак не соображу, как ее вырубить.
– Ну давай, умирай уже! – рычит она.
– Дамы, вперед! – Я отбиваю атаку и пытаюсь вывести ее из равновесия целой серией наскоков. Рядом с воротами, через которые мы вошли, валяется рухнувшая башня, со всех сторон окруженная грудами обломков выше человеческого роста. Индикатор на воротах мигает красным, сигнализируя о невозможности прохода до тех пор, пока один из нас не умрет. Эти груды дают мне преимущество, так что я снова отбиваю удар, затем делаю шаг назад – и подставляюсь.
Блондинка пользуется этим, и мне с трудом удается блокировать атаку, потому что она быстрая. Но ума ей недостает, и она определенно не ожидала ножа в моей левой руке, ранее покоившегося в набедренных ножнах. Пытаясь избежать лезвия, теперь уже она подставляется – и я вонзаю свой меч ей в живот.
Она падает на колени. Да и я тяжко опускаюсь на четвереньки – почти падаю. Блин, когда она успела рубануть меня по ноге? Наверное, не стоило так полагаться на свои рефлексы.
– Ну что, хватит? – молю я, внезапно чувствуя слабость.
– Я… – Она выглядит странно, обеими руками сжимает рукоять меча, который из нее торчит. – Э… – Пытается сглотнуть. – Кто…
– Я Робин, – беспечно говорю я, глазея на нее с интересом. Не думаю, что когда-либо видел, чтобы кто-то умирал с мечом в животе. Ну что ж, много крови и отвратительный запах вспоротых кишок. Я думал, она будет извиваться и кричать, но, может, у нее есть какой-то регулятор болевых порогов. Так или иначе, я и сам сейчас цепляюсь за рану на ноге. Мы – товарищи по боли и страданиям.
– А ты?..
– Гвин. – Она сглатывает кровь. Накал ненависти утихает, обнажая что-то, до поры скрытое. Удивление?
– Когда ты в последний раз выполняла резервное копирование?
Она прищуривается:
– Э-э-э. Час. Тому назад.
– Хорошо. Могу я покончить с тобой?