— Пипс, не выводи меня.
— Мистер Бролин, возвращайтесь домой, к жене. Так будет лучше для всех.
— Фу, как вульгарно, — он смеется. — Значит, все это для того, чтобы построить из себя маленькую ханжу.
— Я не ханжа. И плевать хотела на ваше с женой семейное благополучие. Я — трусиха, и боюсь той боли, которую вы с ней можете мне причинить. Понятно?! Удовлетворен объяснением? А теперь убирайся отсюда, Питер Бролин, я не могу и не хочу с тобой больше встречаться!
— О-ля-ля! Ясно. А теперь ты послушай меня, Пипс, — он хватает меня за плечи и сильно встряхивает, заставляя посмотреть ему в глаза. — Я не знаю, кто тебя так покалечил, что ты скукожилась как улитка, но сейчас у тебя есть ровно пять минут до того, как я уеду, чтобы решить, что ты будешь делать. Можешь продолжать бояться и дальше, а можешь рискнуть и на какое-то время получить то, что хочешь.
Он отходит на несколько шагов и на полном серьезе засекает время на роллексе.
Я стою, широко раскрыв глаза, и пытаюсь взглянуть на происходящее с другой стороны. Я люблю его, ему хорошо со мной — когда еще выпадет такое совпадение? Мне уже тридцать два. И даже если он рано или поздно бросит меня, я буду счастлива эти несколько недель, месяцев, может быть лет.
Я подхожу к нему.
— Решила?
— Да.
— И что?
— Я хочу рискнуть.
Улыбка трогает его губы.
— Умница. А теперь поехали в кровать, наверстывать упущенное время.
Год и два месяца спустя…
— Боже, Пипс, это что — последний писк моды? — говорит он, целуя меня сзади в шею, там, где начинают расти волосы и замечая в моей шевелюре карандаш.
— Ну да, что-то вроде этого, — я смеюсь, глядя на отражение в зеркале его большого сильного тела, обернутого вокруг бедер полотенцем. Еще одним полотенцем он вытирает голову.
— Киска, тогда придется подарить тебе новый карандаш. Этот ты уже весь обгрызла.
Я замираю.
— Как ты меня назвал?
— Киска, — повторяет он, натягивая футболку.
— Еще раз назовешь меня киской — убью, — я произношу это спокойно, разделяя слова, чтобы он понял.
— А что? Тебе не нравится? — он небрежно пожимает плечами, оправляя футболку.
— Запомните, мистер Бролин, все ваши киски, мышки, зайчики остались в городе. Не нужно привозить их с собой.
Я откидываю с его лба влажные пряди, приподнявшись на цыпочки, целую в кончик носа.
— Ну все. Я поехала.
Дома, за ужином, мама швыряет мне тарелку так, словно это самый настоящий летающий объект. Она не выносит Питера, совершенно справедливо полагая, что это из-за него у меня ничего не вышло с Ником. Поэтому, уже год как уик-энды превратились в семейную проблему. Я успеваю поймать тарелку, когда она балансирует на самом краю стола.
Рабочая неделя летит быстро. В четверг раздается звонок.
— Бролин, только не говори, что ты соскучился.
— Нет, … то есть да.
— Оговорка по Фрейду, — смеюсь я.
— Глупости, Пипс, я звоню сказать, что в эти выходные буду занят. Может, сходишь куда-нибудь со Сьюзан?
— Не бойся, я найду, чем себя занять.
— Эй, смотри не переусердствуй.
— Ладно, пока.
В субботу я приглашаю Сьюзан выпить пива и сыграть в боулинг.
— Как у тебя дела с твоим законником?
— В прошлое воскресенье он назвал меня киской.
— И? Что это значит?
— Это означает начало конца.
Сьюзан сочувственно кивает.
— Я тебя предупреждала.
Я смеюсь.
— Спасибо, только я все сделала с точностью наоборот.
В следующую субботу я по обыкновению заканчиваю апельсиновый завоз на вилле № 6. Билл, помогавший мне, возвращается на фургоне на ферму, а я остаюсь ждать Питера. Первые уик-энды он появлялся рано, но теперь все чаще опаздывает. Чтобы чем-нибудь занять себя, я выжимаю фреш.
Когда он появляется на пороге, то по привычке застывает на несколько мгновений, прислонившись к дверному косяку.
— Как дела у заводного апельсина?
— Хорошо, как видишь, — отвечаю я.
Питер подходит и, приподняв меня, сажает на кухонный стол.
— Привет, — говорит он, целуя ямочку между ключицами.
— Привет, — выдыхаю я где-то у его виска.
Языком он игриво принимается рисовать узоры у меня за ухом.
— Щекотно, — шепчу я, крепко обнимая его.
Он здесь, рядом. Я зарываюсь носом в его шею. Как бы мне хотелось, чтобы это продлилось чуть дольше — его тепло, его запах, его объятия.
— Бролин, как ты отнесешься к тому, что мне придется уехать на несколько месяцев? — спрашиваю я, когда на закате мы лежим на диком океанском пляже.