П. Малиновский преувеличивает роль личности Януковича, ибо на этих выборах вообще голосовали не за людей, а за определенные имиджи. А имиджи создаются. Имидж Януковича был вполне разумным и отвечал установкам половины (а скорее всего и большинства) населения Украины. Вот заголовки газетных сообщений в ходе предвыборной кампании в октябре.
1 октября: «Янукович говорит о новой долгосрочной модели экономического развития». 4 октября: «Виктор Янукович выступает против вступления Украины в НАТО», а в ответ: «Украину необходимо принять в НАТО. Такое заявление сделал первый заместитель министра обороны Соединенных Штатов Пол Вулфовиц во время выступления в Варшавском университете» (6 октября). «Премьер–министр Украины Виктор Янукович выступает против распродажи земли в стране, считая, что земля должна оставаться в собственности украинцев» (19 октября).
Смысл этих заголовков ясен, и половина украинцев этот смысл поддерживала. Но на время с помощью методов манипуляции сознанием у другой половины была создана иррациональная ненависть к «настоящим советским людям», то есть к главным чертам этого имиджа (а значит, и к установкам первой половины украинцев). А какого конкретно человека сделали бы носителем того имиджа, который был предложен кандидату «партии власти», не слишком существенно (хотя накопление неблагоприятных деталей и могло сыграть роль при равновесии сил, но в данном случае равновесия не было — на «Украинском фронте» США накопили подавляющее превосходство в живой силе и технике).
Размежевание избирателей произошло уже по языку, что само по себе указывает на символический, а не рациональный характер противостояния. Как пишут, «на Майдане совсем не было выступлений на русском языке, за исключением нескольких приезжих, включая Немцова и боксера Кличко… А вот на митинге сторонников Януковича, проходившем на вокзальной площади, как и на съезде в Северодонецке, звучал только русский язык. И это в свою очередь тоже очень символично, так как Янукович, хотел он того или нет, стал кандидатом Украины, настроенной на союз с Россией».
При этом противостояние достигло такого напряжения, что «оранжевые» привлекли к себе и значительную долю русскоязычного населения. Д. Якушев пишет: «Об истинном отношении «оранжевых» к русскому языку, на котором большинство из них, во всяком случае в Киеве, само разговаривает: мы имеем странный феномен русскоязычного украинского национализма, агрессивно настроенного по отношению к русскому языку».
Вот как он описывает свои впечатления о характере национализма на Украине во время выборов: «Отправляясь на Украину, я, конечно, знал, что националисты поддерживают Ющенко, но я наивно считал, что националисты — это только часть его команды, что большинство людей выходят на улицы протестовать против режима Кучмы и вовсе не являются идейными националистами. Увы, я сильно ошибся. «Оранжевые» буквально пропитаны национализмом. Я общался с десятками людей на Майдане на предмет их отношения к бандеровцам и не нашел ни одного, кто бы осудил их и назвал фашистами. Русскоязычные киевляне, не говоря уже о «западенцах», упорно доказывали мне, что бандеровцы — это украинские национальные герои. Стотысячный Майдан на ура принял исполнение группой «Плач Иеремии» известной бандеровской песни. Для собравшихся здесь это оказалось вполне в порядке вещей. При этом эти люди вовсе не были миролюбивы и дружелюбны, как об этом говорят во многих СМИ. Здесь, на Майдане, от киевской интеллигенции и передового студенчества я услышал весь стандартный набор русофобии, мол, у москалей в генах шовинизм и рабство, а они, украинцы, свободолюбивая, спокойная европейская нация»[97].
Этому национализму интеллектуальные команды Януковича и других умеренных кандидатов ничего не смогли противопоставить ни в рациональной, ни в символической сфере. И дело здесь не в каких–то упущениях или частных ошибках. Переломить психоз можно было, только предложив проект национального и цивилизационного масштаба, который вызвал бы столь же сильную эмоциональную реакцию, как и гипноз постмодернистского спектакля «оранжевых». Это должен был быть проект, излагающий суть исторического выбора для Украины на эпическом, доходящем до сердца языке.
Такого проекта и такого языка не было.
Потенциал насилия в оранжевых революциях
Опыт всех уже совершенных «оранжевых революций» показал, что их ненасильственный характер является условностью. Ненасильственные действия создают общий фон и на первой стадии вызывают симпатии населения и привлекают массовых участников. Но уже на предварительном этапе подготовки революции в ней создается «жесткая» военизированная группа, которая в решающий момент должна совершать насильственные действия (с оружием или без оружия в зависимости от обстоятельств).
Такой «взрыв народного гнева» не просто предусмотрен в сценарии спектакля, он в нем необходим как ритуал, как кульминация «праздника угнетенных». Уход Шеварднадзе был предрешен и оговорен заранее, но он должен был произойти как акт прямого свержения (тирана, прогнившей власти, коррумпированного правителя и т.п.). Группа беззаветных и отважных молодых людей должна была ворваться в здание парламента Грузии, разбросать бумаги, разбить графин, а окруженный охраной испуганный Шеварднадзе должен был бежать через черный ход. Вот тогда революция свершилась.
Сопротивляется ли в этот момент охрана (Бастилии, парламента или Центральной избирательной комиссии), или она стреляет в воздух и разбегается, позволив революционерам даже слегка помять пару сержантов или младших офицеров, — определяется на предварительных переговорах или обменах знаками. Ни в Сербии, ни на Украине, ни даже в Киргизии пока что сбоев не было, и спектакль «штурма Бастилии» обходился без жертв[98].
Военизированные группировки в составе «бархатной» толпы, размахивающей розами, тюльпанами или оранжевыми ленточками, совершенно необходимы и для того, чтобы организовать эту толпу, строго направлять ее лишь на предусмотренные (и чаще всего уговоренные с властью) действия, поддерживать дисциплину, блокировать спонтанные попытки противодействия от разрозненных представителей правоохранительных органов. Кроме того, именно эти организованные боевики обычно берут на себя эскалацию ненасильственных действий и «заражают» ими толпу. Сами по себе граждане, симпатизирующие революционерам, на первых порах морально не готовы к тому, чтобы общее недовольство властью превращать в действия против конкретных людей, эту власть представляющих.
Дж. Шарп в своем руководстве рекомендует в числе ненасильственных действий и такие, которые явно являются противозаконными. Они, как правило, претят массовым участникам протестов, еще не перешедшим некоторые культурные барьеры. Для совершения таких действий нужны группы «активистов», в том числе организованные по военному типу. Вот примеры таких действий (в нумерации Шарпа):
27. Установка новых уличных знаков и названий
30. Грубые жесты
31. «Преследование по пятам» официальных лиц
97
98
Если договоренность не достигается, то исполнительная власть даже с очень слабой легитимностью легко расправляется с «дружинниками». Это показали события 3—4 октября 1993 г. в Москве. Огромное здание Верховного Совета РСФСР было расстреляно четырьмя танками с неполными экипажами, а большое число защитников здания, находившихся во дворе, было уничтожено членами «незаконных вооруженных формирований», выступивших на стороне Ельцина.