Таково было главное следствие кассетного скандала.
Если это была спецоперация, направленная на принуждение Кучмы к дружбе с Москвой, то надо признать, что осуществлялась она весьма грамотно. В Америке бесстрашный Мельниченко раскрывал Западу глаза на злодейскую сущность украинского президента. А в Москве и в Днепропетровске бедного Кучму поджидал Путин — и утешал его. Кучма метался, страдал и легко подписывал документы, повествовавшие о тотальном расширении российско-украинского сотрудничества. Украина неуклонно сближалась с Россией, и экспертам оставалось лишь гадать, обсуждались ли в том же Днепропетровске возможности оборонного сотрудничества Киева и Москвы в космической сфере, и как это согласуется с международными обязательствами Украины.
В Америке и в Европе сей процесс скоропостижно развивающегося славянского братства вызывал нешуточную тревогу, но поделать западные лидеры ничего не могли. Они оба оказались в цугцванге — и Кучма, и Запад. Кучма пытался вырваться из изоляции, возникшей с началом дела Гонгадзе. Его партнеры на Западе не могли пренебречь некими правилами, согласно которым политик, подозреваемый в убийстве и на известных пленках, признанных подлинными, разве что не отдающий приказ совершить это злодеяние, автоматически становится персоной нон грата. Собственно, цугцванг — это такое положение в шахматной партии, когда игрок вынужден делать ходы, неуклонно ухудшающие его положение. Кучма вынужден был, наплевав на независимость своей страны, сближаться с Россией и дружить с Путиным. Запад вынужден был, изолируя Кучму, толкать его в объятия Москвы.
Быть может, тяжелое душевное состояние и стало причиной этой роковой ошибки, совершенной Кучмой: ареста Юлии Тимошенко, который в мгновение ока превратил ее в лидера национального масштаба. В конце концов, он мог не отдавать ее на растерзание олигархам, выполнив лишь часть их требований и отстранив вице-премьера от должности. Но 13 февраля 2001 года, когда Тимошенко оказалась в камере киевской тюрьмы, мосты были сожжены и приговор подписан. Приговор Леониду Даниловичу Кучме.
Глава четырнадцатая
Полководец без армии
Осенью 2005 года, она сказала о «трех предательствах» Ющенко. Потом, опомнившись, дезавуировала через пресс-секретаря собственные слова. Но верить следует, конечно, тому, что сорвалось с языка в минуту гнева, а не поздним опровержениям.
Если глядеть на мир глазами Юлии Тимошенко, то Ющенко действительно как минимум трижды предал ее. В первый раз — когда не защитил перед Кучмой от увольнения с поста вице-премьера. Во второй раз — когда сразу после ее ареста подписал вместе с президентом и спикером парламента то дикое «письмо трех», где все оппозиционеры скопом (а значит, и она, сидевшая в камере Лукьяновской тюрьмы) были названы «фашистской кликой». Ну и потом, когда уже после Майдана и семи месяцев каторжной работы в правительстве отправил в отставку с поста премьера.
Это постоянный сюжет их отношений, если глядеть на мир глазами Юлии Владимировны. Она — его верная соратница. Он ее предает. Она прощает и протягивает ему руку. Рука повисает в воздухе.
Но взглянуть на происходящее можно и по-другому.
Юлия Владимировна несколько упрощает суть вещей, сводя все к вечному мифу о неверных славянских мужьях и их терпеливых, всепрощающих женах. Доходит до того, что в интервью после отставки в 2005 году она включила в схему своих отношений с Ющенко еще одно действующее лицо — украинский народ, которому отвела роль ребенка, невинной жертвы развода родителей. «Кто в семье консолидирующая сила — мужчина или женщина? — вопрошает она. — Я вам скажу: точно женщина. Послушайте, кто всегда остается с ребенком, ну скажите с трех раз? Всегда остается мать. Отцы — прекрасные люди, мужчины сильные, но они в некоторой мере циничны, они прагматичны…» А едва собеседник заговаривает о ее бескомпромиссности, Тимошенко вновь возвращается к этому семейному треугольнику: «Я хочу, чтобы вы мне в истории человечества показали тот случай, когда кто-то обидел ребенка, а мать при этом будет компромиссной и нежной. Хочу сказать, что защищать свое дитя приходится очень часто и очень жесткими методами».
Образ матери всех украинцев — нечто новое в мифе о Тимошенко. Хотя и вполне понятное. Материнские нотки в ее голосе появились в 2005 году, когда она стала премьером. Вторым человеком в стране, несущим прямую ответственность за судьбу своего народа. К тому же в Киев из Лондона вернулась дочь Тимошенко, и самой захватывающей темой бульварных газет стала ее предстоящая свадьба. Рядом с 25-летней Женей Юлии Владимировне все труднее оставаться «принцессой».