— Там — мир Четвертого измерения, — показал Трилистник. — Я не знаю, что он собой представляет и что меня там ждет. Знаю только, что это более сложный мир, чем наш. И до него надо пройти эту дорогу. А она кажется бесконечной…
И он пошел по этой бесконечной дороге. А Хризантема смотрела, как Трилистник уходит. Он несколько раз останавливался, оглядывался, как будто надеясь, что она пойдет за ним.
Но она не пошла. Только помахала ему рукой. Он тоже махнул ей, пошел быстрее и больше уже не оглянулся.
Его одинокая фигура становилась все меньше и меньше. И постепенно совсем затерялась в темной дали. «Хоть бы он дошел до своего Четвертого измерения, — подумала с грустью Хризантема. — И пусть ему будет там хорошо. Я очень хочу, чтобы ему было там хорошо».
Она выключила экран. Взяла ключ, оставленный на столе Трилистником, открыла дверь и вышла на улицу. Еще только начинало рассветать.
Хризантема шла по пустынной улице и все время вспоминала одну и ту же картину: где-то далеко-далеко полыхает зарево Четвертого измерения, а по пустынной бесконечной дороге удаляется одинокая фигура Трилистника.
Глава шестая
Утром в башне
Настало мое четвертое утро на Оранжевой звезде. Все это время я заперт в башне. Мой космический корабль по-прежнему находится на площади перед дворцом и отчетливо виден мне из окон.
Когда я подлетал на нем к Оранжевой звезде, то радовался. А теперь мне совсем не радостно. Даже наоборот — тоскливо.
Зачем я здесь? Хочу на Землю. Хочу быть вместе со всеми — с мальчишками и девчонками из нашего двора. Хочу бегать и играть. Загорать на солнце. Купаться в реке. Хочу на Землю.
На Оранжевой звезде все оказалось не так, как я себе представлял. Вот и сижу теперь запертый в башне, и мысли у меня в голове путаются.
Позавчера вечером ко мне приходил астроном Люпин. Он уговаривал меня выступить с рассказом по радио: мол, скажи, что космос страшен, поэтому летать в космос никому не следует. Я отказался. Ведь я не мог сказать такое. И тогда — вот что удивительно — он начал просить: «Прошу тебя, выступи по радио. Я напишу тебе бумажку, и ты просто прочитаешь ее. Не то будет плохо. Я не хочу тебе ничего плохого. Послушайся меня — так будет лучше».
Я отказался снова, и он чуть не заплакал. Он нервничал, и вид у него был какой-то жалкий. Когда уходил, сказал, что просит меня не отказываться окончательно, а подумать…
И вот я уже больше суток думаю в запертой башне и ничего придумать не могу.
Но что это? Я слышу — кто-то подошел к двери, кто-то вставил в замок ключ. Дверь открывается…
Хризантема! В белом платье, в белых туфельках. Бледная, вся дрожит…
— Я пришла к вам… — и больше ничего сказать не может.
Я налил воды в стакан, протянул ей. Она отпила глоток и вроде бы чуть успокоилась, начала говорить.
— Я хочу спасти вас, — сказала она. — Правитель Пырей и мой отец улетели на вертолете, и надо успеть, пока они не вернулись. Слушайте, слушайте меня и не удивляйтесь! Я утащила у отца ключ от башни. Вам надо бежать. Правитель Пырей вас хочет уничтожить…
— Но за что? — растерянно пробормотал я.
— Я говорю правду. Я вам друг. Поверьте мне. — У нее умоляющие, тревожные глаза.
— Конечно, я вам верю, — мне приятно сказать такие слова.
— Тогда бежим! — Хризантема подала мне руку.
Вот уж не ожидал! Значит, меня спасают. Значит, у меня здесь есть друг. Как здорово!
Но за дверью — снова шаги. Громкие, тяжелые шаги. Дверь с грохотом распахивается, и в башню врывается правитель Пырей.
Мы стоим перед ним, взявшись за руки. Он глядит на нас, и глаза его от ярости наливаются кровью. Кажется, сейчас он разорвет нас на куски.
Я делаю шаг вперед. Я закрываю Хризантему.
— Попались, — говорит Пырей, злорадно улыбаясь. — Теперь я вас уни-что-жу!!!
Неожиданный избавитель
Оказывается, правитель Пырей не полетел на вертолете осматривать Оранжевую звезду. Сначала он сделал вид, что полетит, но, подойдя к вертолету, сказал астроному Люпину:
— Полетишь ты один. А потом доложишь, все ли спокойно. Я буду во дворце.
Пырей не доверял никому, даже своему ближайшему советнику. А в дочерях Люпина — Астре и Хризантеме ему всегда что-то не нравилось, хотя он и сам не понимал, что именно в них ему не нравится. И вот теперь он убедился, что Хризантема совершила недозволенное и непростительное, по его мнению.