Но бывает же: как пойдет, так и пойдет. Командир дал на посадке штурвал, и опять Леня сел с плюхом. Лицо у него вытянулось, когда он вышел из самолета.
Он приготовился покорно выслушать упрек, но командир не стал ничего говорить.
Подошел командир к работающим колхозницам.
— Помочь, девчата? — приветливо спросил он.
Женщины заулыбались.
— Спасибочко, сами управимся,— отозвалась старшая.— Мы привычные.
Ловко играли бабы пузатыми мешочками, будто мячами перебрасывались. На прошлой неделе работала мужская бригада. У мужиков, у тех не так. Прежде чем взяться за лопаты, покурят. Немного поработают — опять достают сигареты... «Мы устали»,— говорят.
К вечеру начинали перемигиваться, переговариваться короткими фразами, соображая поллитровку на троих. Самолет оботрут мокрыми тряпками лишь бы как, подсохнет обшивка — на ней белесые размашистые мазки...
— Готово, товарищ летчик! — весело крикнула бригадирша.
Самолет добродушно заурчал мотором, потащил в воздух примерно полторы тонны удобрения. Озимый клин недалеко. С площадки видно, как скользит, прижимаясь к земле, самолет, как время от времени вспыхивает по его следу оранжевая пыль — будто тучка на закате солнца.
Время еще раннее, а работу надо кончать: больше шести часов в сутки пилотам летать нельзя — санитарная норма.
Принесли женщины ведра с водой, тряпки. Мыли самолет старательно, протирая всякие там уголки между фюзеляжем и хвостовым оперением.
— Искупали,— сказала, выкручивая тряпку, одна из колхозниц.— Теперь чистенький.
Она пристально посмотрела на пилота. Смелые, широко открытые глаза под надвинутым на лоб рабочим платком. Встреча с такими глазами надолго остается в памяти, мешая думать о чем-то обычном.
— Гляжу, сажаете машину с высокого выравнивания. Чего это вы?
Загорцев даже вздрогнул от неожиданности, услышав из уст колхозницы профессиональные летные слова. Она стояла напротив него, держась прямо, несколько вскинув голову, что свойственно женщинам невысокого роста.
— Что вы сказали?
— То, что слышали, товарищ летчик: падаете без скорости.
Одетая в старый рабочий ватник, обутая в резиновые сапоги, женщина заставила командира экипажа покраснеть. Никогда бы он не подумал, что здесь, на колхозном поле, найдутся понимающие толк в технике пилотирования. Знал бы — ни за что не дал бы сажать машину этой размазне Ясеневичу. Осрамил, чертов сын!
— Вы, чувствуется, с авиацией знакомы,— сказал Загорцев, пытаясь скрыть свое замешательство.
Женщина поправила платок, оголив лоб. Из-под платка вырвалась упругая прядь русых волос.
— Не только знакома. Сама летала когда-то…
Загорцев молча кивнул головой. Конечно же, ошибку на посадке мог заметить лишь тот, кто сам когда-либо держал в руках штурвал самолета.
Возвращались с поля все вместе. Впереди шли Леня Ясеневич, техник и моторист, за ними — говорливой толпой женщины, какая-то зачинала песню. Загорский разговорился с той женщиной, и они отстали шагов тридцать от бригады.
Она рассказывала ему свою историю охотно и стесняясь. Чего скрывать — все село знает. У нее 6ыл певучий голос, чуточку срывавшийся на высоких тонах. Таким голосом на деревенских вечеринках неповторимо красиво поют частушки.
— Девчонкой жила в городе, работала на камвольном комбинате, вечернюю десятилетку окончила. Подружки некоторые занимались в аэроклубе, ну и я записалась. Окончила планерное отделение. Техника пилотирования у меня была отличная, нас троих взяли на самолеты. Як-восемнадцатый знаете?
— Как не знать? — оживился Загорцев.— Летал на нем. Прекрасная спортивная машина.
— На «Яке», значит, почти всю программу прошла,— продолжала женщина.— И тут подловила меня судьба-злодейка…
Она вдруг примолкла. Шла, глядя вперед и вниз, какую-то дальнюю точку на земле. Загорцев мельком взглянул на ее профиль: нос небольшой, слегка вздернут, пухлая нижняя губа. «Почти вся программа на Як-18… Да, это уже настоящая летчица! —думал Загорцев.— Высший пилотаж, маршрутные полеты…» Он живо представил картину: в лучах утреннего солнца купается маленький спортивный самолет, выписывая фигуры пилотажа…
— Что же потом? — мягко спросил Загорцев.
Улыбка тронула ее губы.
— А дальше то самое, что подстерегает за каждым углом бабу-дуру.— Она посмотрела на Загорцева строго-насмешливо.— На «огоньке» во Дворце культуры нашего камвольного познакомилась с одним Жоржиком. Его действительно зовут Георгий. Он тогда заочно учился в сельхозинституте, приехал сессию сдавать и к нам завернул на «огонек». С друзьями-студентами. Они какой-то экзамен сдали, все были слегка навеселе. Познакомилась, начали встречаться. Дальше — больше, как говорится. Теперь-то не знаю, как и считать, а тогда любовь была настоящая. И у него и у меня. Такая любовь — сгореть от нее можно.