Два прокурора
Плотный, краснолицый и бритоголовый майор госбезопасности, начальник главной городской тюрьмы, она же — главная областная тюрьма, был по натуре шутник и весельчак. Когда ему случалось заглядывать в камеры спецкорпуса этой тюрьмы, где содержались арестованные за контрреволюционные преступления «враги народа», и те жаловались на нестерпимые скученность и духоту, майор не обрывал их на полуслове, как это делали его помощники и заместители. Он выслушивал жалобщиков с широкой улыбкой на круглом, благодушном лице, как слушают забавную, но давно известную историю, и затем отвечал им откровенно и обстоятельно. Да, старая тюрьма за всю свою полуторасотлетнюю историю не знала такой перегрузки, которую испытывает теперь. Не секрет, что в тех помещениях, в которых царские тюремщики содержали какой-нибудь десяток арестантов, сейчас их набито человек сто и более. Но как начальник тюрьмы он не сторонник теории «предельных нагрузок», за которую сюда не так давно угодили многие руководители транспорта и промышленности. И если того требуют обстоятельства, он готов еще более увеличить плотность ее населения. Нет, нет! Мы не «предельщики», похохатывал майор.
Но одно дело отводить от себя даже тень подозрения в склонности проявлять заботу о комфорте арестованных «врагов народа», а другое дело понимать, что есть физический предел человеческой способности — выносить жару, духоту, вонь и грязь переполненных камер. Поэтому Центральная, как почти все тюрьмы тех лет, спешно и всеми доступными ей способами расширяла свою «полезную площадь», не выходя, конечно, за пределы старинной, почти крепостной стены. На окруженной этой стеной сравнительно небольшой территории, где нельзя уже было особенно разогнаться с новым строительством, принимались для решения «жилищной проблемы» срочные меры. После небольшой просушки и переделки были заполнены арестованными подземные камеры, пустовавшие со времен Екатерины Второй и Павла Первого, переделаны под арестантские помещения ставшие теперь ненужными подсобные хозяйственные постройки тюрьмы, такие как тюремная церковь, пекарня, конюшня, дровяные и каретные сараи. Расширились и надстроились также приземистые старинные тюремные корпуса. Но сейчас на очереди была сдача в эксплуатацию небольшого арестантского корпуса, перестроенного из старой поварни. В последние годы эта поварня стала одним из самых узких мест большого тюремного хозяйства. Даже при круглосуточной работе она не справлялась с растущей потребностью тюрьмы в арестантской баланде. Месяца три тому назад ее сменила построенная на территории Центральной современная фабрика-кухня, в которой эта баланда готовилась уже скоростным способом в котлах-автоклавах высокого давления. Дух индустриализации проникал и сюда. И то сказать, шел уже второй год Третьей сталинской пятилетки, по традиционному летоисчислению — 1937-й.
А старушку-поварню, как и все, что имело здесь надежный фундамент и каменные стены, переделали в очередной тюремный корпус, слегка перепланировав приземистое здание и надстроив его на этаж. Собственно строительные работы здесь были уже закончены. Оставалось только убрать из здания строительный мусор и, хотя бы поверхностно, просушить стены огромных камер, на которые были разгорожены оба этажа. Это было тем более необходимо, что корпус предназначался для содержания «бытовиков», как называли тогда арестованных и осужденных за уголовные преступления. Для содержания политических, «ка-эр-контингента», он не годился ввиду своей малости и недостаточной изоляции от прочих корпусов Центральной. Но генеральная чистка страны производилась не только от контрреволюционного, но и от просто «социально вредного элемента», для размещения которого в тюрьмах тоже не хватало места. Население огромной тюрьмы росло не по дням, а по часам. Даже рьяный противник теории пределов, ее начальник, отлично понимал, что она не резиновая. И всячески торопил строителей со сдачей нового корпуса.
Посещая стройку почти каждое утро при обходе тюрьмы, он, несмотря на свое неизменное благодушие, хмурился, ощупывая стены камер, и строго спрашивал строительного десятника, когда же, наконец, эти чертовы стены просохнут. Десятник, заключенный колонии мелких преступников, выполнявший для тюрьмы строительные подряды, оправдывался, ссылаясь на сырые дрова, которыми топили железные печи-времянки, установленные во всех новых камерах для срочной просушки. Дело к осени, идут дожди. Служившие топливом — другого у городской тюрьмы с ее центральным отоплением не было — строительные отходы, всё еще разбросанные по двору или сложенные в небольшие кучки, намокли и горели плохо.