Фоме Неверующему в стране традиционного и отнюдь не «просвещенного» абсолютизма, не важно, как этот абсолютизм называется, самодержавием ли, или диктатурой пролетариата, жить не только трудно, но и опасно. Перед концом семестра в студенческое общежитие, в котором жил Юровский, из ближайшего отделения милиции поступила повестка. Он вызывался в это отделение в качестве свидетеля по какому-то мелкому делу, и сам вызываемый и его товарищи по комнате не сомневались, что речь идет о краже из этой комнаты старого пальто, случившейся еще осенью. Но из милиции Юровский не вернулся ни в тот, ни на следующий день, хотя и среди задержанных его не оказалось. Начальник отделения сказал, что гражданина Юровского он к себе действительно вызывал, но, побеседовав с ним, отпустил.
Сначала по общежитию, а затем и по институту пополз слух, что слишком смелый в своих суждениях студент арестован «за язык». Кто-то на него, видимо, донес. Если свободомыслие и всегда-то было на Руси значительно опаснее воровства, то теперь оно граничило почти с самоубийством.
Арест друга произвел на Михаила удручающее впечатление. Неспособный скрывать мучающие его сомнения, на роль тайного врага этот человек органически не был пригоден. Значит, арестовали его действительно только за высказываемый им иногда в тесном кругу политический скептицизм. Положим, что особенности момента требуют, чтобы пресекались даже такие разговоры. Но почему к невинным болтунам, как называли теперь людей типа Юровского, хотя менее всего они были болтунами, применяются те же приемы репрессий, что и к заматерелым контрреволюционерам? Андрей так же канул в небытие, как, например, бывший ректор Юридического, старый крыленковец. Впервые в сознании Михаила шевельнулось сомнение, а все ли в порядке в Датском королевстве?
Но жизнь оставалась жизнью и не оставляла особенно много времени для размышлений. Сорванный из-за арестов среди профессорско-преподавательского состава учебный план предвыпускного семестра был пересмотрен; после укороченных каникул занятия продолжились осенью. На осень же были перенесены выпускные экзамены, хотя дипломированные юристы были нужны теперь как никогда прежде. Оказавшийся в громадной своей части и сверху донизу «кры-ленковским» по духу, аппарат советской юстиции сильно пострадал от бесчисленных арестов и весь зиял дырами вакансий. Срочное замещение вакантных должностей было особенно необходимо в связи с введением в действие новой Конституции, требующей дальнейшего усиления законности.
Большинству выпускников Юридического это сулило быструю и легкую карьеру. Многие из тех, кто прежде собирался быть юристом только по названию, теперь пересматривали свои позиции. Как всегда перед выпуском, в среде заканчивающих институт шла глухая возня. Множество открытых вакансий в самом городе не оставляли сомнений, что в нем можно неплохо устроиться, если постараться не попасть по вузовской разнарядке на периферию. Горожане добывали справки, что старики родители не могут здесь без них оставаться, иногородние срочно женились на горожанках. Корнев от всей этой возни находился далеко в стороне. Он тоже предпочел бы остаться в городе, поближе к своей «альма-матер». Более того, у него было немало шансов быть оставленным при одной из институтских кафедр для прохождения аспирантского курса по теории советского уголовного права. Была у него тут, хотя и отдаленная от городского центра, жилплощадь, являющаяся почти неразрешимой проблемой для большинства его сокурсников-иногородних. Однако Корнев не делал никаких попыток как-нибудь повлиять на решение комиссии по распределению молодых специалистов. Он считал, что долг студента советского вуза, да еще члена партии и комсомола, обязывает его подчиниться любому из этих решений.
Традиционный вечер по случаю очередного выпуска новоиспеченных юристов проходил в этом году в особо праздничной обстановке. Ведь он почти совпал с вступлением в силу новой Советской Конституции, поднимавшей роль юстиции в СССР на невиданную прежде высоту. Это особо подчеркивал в своей речи выступивший первым на торжественном собрании выпускников ректор института. Им выпало великое счастье, сказал он, начинать свою практическую деятельность в качестве законодателей социалистического государства как раз тогда, когда над ним взошло солнце Сталинской Конституции. Отныне законность становится одним из основных руководящих принципов всей жизни этого государства. Карающий меч советского правосудия неизбежно обрушится на головы тех, кто так или иначе посягает на революционные завоевания, но ни один волос не должен упасть с головы невиновного. В этом главный смысл нового Основного Закона, созданного по инициативе и под руководством великого Сталина и воплотившего в себе высшие идеалы классиков марксизма о революционной Справедливости…