— Да здравствует вождь и учитель мирового пролетариата товарищ Сталин! — зычно крикнул кто-то из сидевших в зале. Поднявшись со своих мест, все долго аплодировали портрету генерального секретаря, висевшему над столом президиума.
Когда овации стихли, оратор продолжал:
— Строго справедливое определение меры наказания виновному и защита невиновного — вот священный долг тех из выпускников Юридического, кто уже завтра, быть может, станет официальным блюстителем советского Закона. Поэтому по новой Конституции в вопросе о лишении граждан свободы Советская прокуратура ставится выше даже самой высокой исполнительной власти. Необходимость прокурорской санкции на арест обуславливает проведение в отношении заподозренного в преступлении квалифицированного дознания и тем гарантирует от произвола и возможных ошибок. Но большие права предполагают и большие обязанности. Ответственным осознанием этих своих прав и обязанностей и должен руководствоваться советский юрист в своей повседневной деятельности.
Нынешний руководитель Юридического не был юристом по образованию. На должность ректора он «прыгнул» из почти рядовых, но политически весьма активных, научных сотрудников института марксизма-ленинизма. В специальных юридических вопросах новый ректор вряд ли разбирался, но натасканность в общих положениях марксистской философии, знание партийных догм и политическое чутье позволяли ему правильно и быстро схватывать все, что касалось декларативной стороны любого вопроса. Умел профессиональный марксист также бойко и в то же время обтекаемо делать то, что впоследствии получило наименование «ЦУ» — ценных указаний. Но особенно хорошо он умел выступать с трибуны. Под гром аплодисментов опытный оратор сошел с нее и сейчас. Одним из хлопавших ему особенно громко был Корнев. Ректор говорил именно то, во что он очень хотел верить, но мог верить уже не всегда. Со времени ареста приятеля червячок сомнения, поселившийся в его мозгу, просыпался все чаще.
Вторым на кафедру Большой аудитории, в которой проводилось собрание, взошел «дед». Так за его почтенный возраст, а еще более за пышную седую бороду, прозвали в институте старого профессора правоведения. Дед был неизменным участником едва ли не всех торжественных заседаний и собраний, проводившихся в Юридическом. Постепенно это стало чуть ли не главной его обязанностью. С тех пор как стало модным не чураться всего старого, а признавать свою связь с ним, когда это старое было прогрессивным для своего времени, Дед как бы символизировал своей персоной преемственность советской правовой науки от либеральной юриспруденции прошлого. Либералом же приват-доцент императорского университета числился в свое время за то, что выступал иногда с защитительными речами на процессах политических обвиняемых. В те времена он считался одним из самых красноречивых адвокатов города. От них-то у Деда и сохранились старомодные речевые обороты и еще более старомодная латынь, которой он украшал свою речь даже тогда, когда дело шло о ремонте полов и покраске стен помещений его кафедры. Всерьез выступлений старика уже не принимали, но их архаический стиль многим нравился, и слушали его обычно с удовольствием. Начинал Дед чаще всего издалека. Вот и сейчас он начал с этимологии слова «юстиция», хотя ее тут знали почти все. Эта этимология восходит к латинскому слову «юстус», что означает законность, справедливость. Отсюда и название, возникшее в древнем Риме, профессии, главным назначением которой является поиск и утверждение Справедливости в государственном понимании этого слова. Корнев вспоминал, как однажды Юровский со свойственным ему желчным сарказмом заметил, что слово «юстиция» как название одной из служб государственного «аппарата угнетения» следовало бы изъять из употребления. С точки зрения марксовой теории государства оно непоследовательно. О какой, к черту, справедливости может идти речь там, где классовое насилие является основным направлением и руководящим принципом всякой политической деятельности?