Да, он свободен от необходимости обдумывать свою тактику при первой встрече со следователем, над чем мучительно ломают голову многие другие.
Всё сводится к решительному «нет», несмотря ни на какие посулы и угрозы. А если полезут с кулаками — очень хорошо! Алексей Дмитриевич почувствовал в мышцах рук и в сжатых кулаках ноющее, похожее на зуд ощущение.
Нет, он не будет изобретать для себя несовершенных преступлений, угадывать под следовательские понукания своего вербовщика…
Тут Алексей Дмитриевич поймал себя на том, что уже давно и мучительно пытается этого вербовщика угадать. Опытные арестанты, сопоставив служебное положение товарищей Трубникова по институту, историю их взаимосвязей, последовательность арестов и другие признаки, утверждают, что его вербовщиком должен быть Ефремов. Даже в мыслях это казалось оскорбительным по отношению к старому другу. Николай Кириллович всегда был прямодушным и честным человеком, хорошим товарищем и верным другом. Но и Певзнер, наверное, был хорошим товарищем, любящим мужем и почтительным сыном.
Щелкнуло оконце кормушки. Несколько человек сразу же подняли голову.
— На «тэ»! — сказал надзиратель.
— Троцкий? — спросил тоже бодрствующий студент. — Нет.
На «тэ» в их камере был еще только Трубников.
Пронин был молодым начинающим чекистом. Мобилизованный немногим более полугода назад в следовательский аппарат НКВД, он в справедливости действующих догм и указаний сомневался не более, чем янычар в святости Пророка и законности султанских повелений. Молодой следователь принадлежал к тому многочисленному типу людей, которые всегда стоят за ту Власть, которая у власти. Даже для времени, когда доносительство, инквизиторский догматизм, политическая и идеологическая нетерпимость были объявлены высокими гражданскими добродетелями, Пронин мог служить эталоном идеального типажа фискала и догматика. В формировании этого типа участвовали, вероятно, и врожденные свойства его характера и психики, и условия развития будущего чекиста с ранней юности, и официальная мораль времени.
Отец Пронина, рабочий-грузчик, не вернулся с гражданской войны, на которую ушел с красными частями. Мать, выбиваясь из сил, кормила четверых ребят, работая уборщицей и подрабатывая стиркой белья. Отчаянно пытаясь как-то облегчить тяжелую вдовью жизнь, она решилась заняться тайным изготовлением самогона для продажи. Но, строго наказуемая в те времена, незаконная фабрикация и торговля продолжались недолго. Старший сын, пионер, донес на мать в милицию. При обыске он показал место, где она хранила самогонный аппарат и готовую продукцию.
Мать, конечно, посадили в тюрьму — тогда она называлась ДОПРом — домом принудительных работ, — а доносчика и трех остальных ребят растыкали по приютам для беспризорных детей. Будущему чекисту было тогда четырнадцать лет, и он учился уже в седьмом классе школы-семилетки.
Свою жизнь в детдоме Пронин начал в ореоле героя, рыцаря пионерского долга. Скоро его стали выдвигать в вожаки сначала пионерской, а затем и комсомольской организации. Но Пронин очень удивился бы, если бы ему сказали, что настоящим вожаком он никогда не был. Его действительная роль и положение в среде товарищей были совсем иными. Он рано раскусил, чем может быть силен человек, не проявляя ни особых усилий, ни больших способностей. И начал повсюду высматривать, вынюхивать и доносить на товарищей, чтобы получить за это очередное поощрение. Но нарушения закона совершались не так уж часто, а главное, его нарушители не были к Пронину так доверчивы, как родная мать. Фискал приуныл было, но вскоре обнаружил, что есть беспредельная для его таланта и весьма благодатная область — наблюдение за состоянием умов и нравов. Начав с доносов на курящих в уборной ровесников, он постепенно стал прислушиваться к разговорам товарищей, следить за их встречами, выпытывать сведения о родственниках. Оказалось, что чуть не в каждом можно обнаружить недостаточную твердость веры в социализм, недовольство голодным и холодным существованием, а также недостаточность классовой бдительности. Если же комсомолец оказывался почти безупречным, то будущий чекист пытался узнать о его происхождении с особой тщательностью. И нередко обнаруживалось, что особо рьяный ортодокс — сын кулака или попа.