Вопрос о лагерях принудительного труда остро интересовал всех.
— А что именно товарищи хотят знать о лагерях? — Опытному, видавшему виды каторжанину явно импонировало внимание почтительной аудитории. — Как кормят? Да приблизительно так же, как в этой тюрьме, если, конечно, заключенный выполняет норму на лесоповальных работах.
— Как? Такое питание при выполнении нормы! А если заключенный ее не выполнит?
— Тогда штрафной паек и штрафная баланда.
— А можно выполнить норму?
— В принципе, да. Конечно, если не стар, здоров, хорошо питаешься и имеешь навыки физической работы.
— А если какого-нибудь из этих условий нет?
— Тогда — штрафная баланда.
— Позвольте, — сказал профессор-ветеринар, — получается какой-то заколдованный круг. Выполнить норму можно только хорошо питаясь, а питаться хорошо можно только выполняя норму…
— Я не сказал, что на одном лагерном питании можно выполнить норму, — понизив голос, сказал инженер.
— Но кто-нибудь же ее выполняет?
— Некоторые… Некоторое время…
— А потом?
— Штрафной паек.
— Ну, а потом, потом?..
Лагерник оглянулся на дверь и пожал плечами. Снова наступило удручающее молчание.
— Ну, а вы как же?.. — спросил радиотехник. Он очень хотел уличить рассказчика в сгущении красок. Фильм «Аристократы» казался таким убедительным.
— Почему я жив? — инженер усмехнулся. — Потому, что я — придурок. Когда лагерю понадобился кирпич для печей, меня нашли уже в бараке доходяг. И поставили работать по специальности — обжигать кирпич в напольных ямах.
— А что такое доходяги? — Это спросил уже режиссер.
Рассказчик усмехнулся и, не вставая с места, показал движениями туловища и рук, как бредет еле живой человек.
— Которые, значит, доходят, — понял колхозник.
Вопросы сыпались бесконечно. Можно ли на барачных нарах лежать на спине? Тепло в бараках или холодно? Запираются ли на ночь их двери? Был даже вопрос, в любое ли время можно ходить по нужде или для этого, как в тюрьме, отведены специальные часы?
Прислушивался к ответам лагерника и Алексей Дмитриевич. Если он выйдет из тюрьмы живым, то только туда, в болотистую тайгу, заснеженную тундру или пустынные пески. Но он думал не о себе. И спросил у бывалого арестанта, видел ли он в лагерях женщин?
Конечно! Он их видел, и очень близко. И на пеших этапах, и на пересылках. Женское отделение есть и в том лагере, откуда его сейчас привезли. Даже на примитивном кирпичном заводе вместе с ним работали женщины. Кто они? Да как и все заключенные нынешних лагерей. Частично уголовницы, блатнячки. Официально такие называются бытовичками. Это — воровки, проститутки, содержательницы притонов, даже убийцы. Но такие сейчас в меньшинстве. Большинство составляют женщины, осужденные за контрреволюцию, враги народа, но большей частью не сами «враги», а ЧСВН.
— Это еще что такое?
— Члены семей врагов народа. То есть жены, матери, дочери осужденных. Иногда их сестры. Все те, кто подпадал под действие закона от 1 августа. Уголовницы называют контри-чек Марьями Гандоновнами и здорово их обижают, особенно на этапах и пересылках. Грабят, отбирают даже хлебные пайки. В этом отношении они хуже уголовников-мужчин.
Что такое закон от 1 августа? Вновь прибывший взглянул на спросившего со снисходительным осуждением. «Плохо газеты читаете!» И напомнил, что 1 августа 1935 года советским правительством был издан закон, широко тогда опубликованный и даже проиллюстрированный наглядными примерами по его применению. Согласно этому закону, близкие родственники человека, бежавшего за границу или не возвратившегося оттуда, подлежат заключению в далеких лагерях на сроки от пяти до восьми лет. Безо всякого суда и независимо от того, знали они о совершенном преступлении или нет.
Что-то тяжелое и мутное шевельнулось в сознании Алексея Дмитриевича. Ведь и в его деле непонятным образом фигурирует пункт 1-а, хотя он и не убегал за границу. Скорее наоборот. Он изменил загранице ради Родины. Варварский закон о заложниках должен иметь всё же ограниченное применение. Трубников опросил об этом нового сокамерника в арестантских опорках.
— Первоначально, да — ответил тот. — Но затем этот закон получил расширительное толкование. Безусловно репрессируются родственники тех, кто осужден по пунктам 1-а и 1–6, и почти всегда — жены шпионов. Очень часто можно встретить жен и матерей диверсантов, террористов, вредителей.
Цепляясь за смутную надежду на свой отказ от прежних показаний, Алексей Дмитриевич высказал предположение, что для применения закона от 1 августа все же нужно, чтобы приговор основному преступнику был уже вынесен.